Пионер 1968-01, страница 40
Поздний вечер. Летучка проснулась. Сейчас она расправит крылья и улетит. ний в секунду! Впрочем, мышь тоже не слышит себя, но по другой причине: она словно глохнет, когда издает звуки, зато ловит эхо — звук своего голоса, отраженный от предметов. Эхо рисует ей картину ночного мира в звуках, подобно тому, как мы видим ее в красках. Вот мышь приближается к скалистому склону, ее крик звучит все чаще — перед ней звуковая картина массивной преграды, и мышь, словно падая на крыло, делает резкий поворот. Путь снова свободен: ни деревья, ни скалы не мешают полету. Секунда — и эхо доносится справа! Теперь оно совсем другое. Мышь бросается прямо на него: на «звуковом экране» появилась муха. Бедняга моментально попадает в раскрытую пасть и исчезает за булавками острых зубов. Снова сигнал! Эхо сообщает о летящей бабочке; быстрый поворот — и бабочку постигает судьба мухи. Так летучка охотится, кормится, живет. «Видят» летучки недалеко: уже на расстоянии в полтора-два метра все для нее как бы в тумане. Но, как бы близко друг возле друга ни кружились мыши, это им не мешает. Чужие сигналы не вызывают путаницы. Дело в том, что каждая посылает сигналы только на своей волне, и именно на Под этим снимком Пер Хафслунд сделал шутливую подпись: «Простите?» этой волне она особенно хорошо слышит отраженный звук. Аппетит у летучек чудовищный. Они насыщаются, только когда проглотят корм, равный пятой части своего веса. Представляете, сколько ей нужно охотиться, — ведь почти весь ее корм — это насекомые, которых она ест на лету. А сколько вредных мошек гибнет в этой маленькой зубастой пасти! Так что запомните, летучки — наши друзья. Как-то мне довелось узнать, что в нашем городке есть сеновал, где видели летучих мышей. Я решил отправиться туда. В сарае было темно, как в пещере, пыльно и полно паутины. Я ползал на четвереньках, обшарил все балки и щели и уже совсем отчаялся, когда мой фонарик выхватил из темноты пар двадцать большущих, как раструбы, ушей, которые отчаянно качались и двигались. Только уши и можно было разглядеть; их владельцев скрывала от меня балка. Некоторое время я неподвижно смотрел на все это и вдруг, сам не знаю почему, замычал басом: «Му-у, му-у, му-у-у!» Однако это не произвело никакого впечатления. Тогда я пронзительно завизжал: «Хи-и, хи-и»,— и тут все уши пришли в особое волнение. Они поворачивались и раекачи- Ф |
