Пионер 1968-01, страница 5

Я поднялась с песка и отряхнула платье. Люсик посмотрел на меня снизу вверх своим глазом, увеличенным стеклом очков, и

сказал:

— Нет, он хороший. Гляди.

И он стал бить поочередно с каждого пальца и делать сальто-мортале, и ножичек. словно живой, послушно кувыркался, и летал, и ловко вонзался в песок, не клонясь даже в сторону.

Я снова присела рядом с Люсиком. И тут кто-то сзади ко мне подкрался и ладонями закрыл глаза. Я мотнула головой, но не смогла вырваться. А над ухом у меня захихикали и заверещали. Это были мои подружки-дошкольницы. Старшая, Ася, наконец оставила мои глаза в покое, а маленькая Дора, задрав платье, села штанишками на песок.

Люсик улыбался, растягивая зеленые губы.

- А бабушка где? — спросила я, оглянувшись на подъезд.

- Бабуся за хлебом пошла,— сказала Дора.

— В Лазовский,— уточнила сиповатая Ася,— и вернется через целых полчаса.

Обе они были счастливы. Ася прижималась ко мне, а Дора рукой перебирала песок, незаметно придвигая ее к ножичку.

- Нельзя маленьким,— сказала Ася.— Маленькие порежутся.

Дора надулась.

— Встань сейчас же с песка,— басила Ася,— песок мокрый. Нельзя маленьким на песке сидеть.

Дора еще больше надулась и губу нижнюю вывернула.

— А я его закрою,— сказал Люсик, убирая лезвие.— Хочешь подержать?

Дора кивнула и убрала губу.

— Ну, подержала? — спросил Люсик.

- Подержала,— сказала Дора довольно.

И мы снова начали резаться в ножички.

Девочки болели за меня. Они хлопали в ладоши. Я чувствовала себя героем, хотя Люсик мог десять раз бросить и попасть, а у меня и два раза подряд редко получалось. Зато, когда мне удавалось продемонстрировать свою ловкость, девочки начинали визжать и рявкать, каждая на свой лад — от души радовались. И Люсик радовался, сияя своим огромным глазом, хотя и был моим противником.

Во дворе самое хорошее место — у котельной. Здесь стоит гигантская катушка с проводами. Играя в песок, к ней можно прислониться спиной. И вар здесь валяет

ся большими кусками, аппетитно, жирно поблескивает — хватай, очищай песок и жуй, сколько хочешь. Взрослые не увидят, потому что за катушкой сидишь, как в отгороженной комнате.

— Вот новости! Удумали! Под ножом сидеть!

Это вернулась бабушка из магазина и заглянула к нам за катушку. Потянулась к ножичку. Люсик прикрыл его рукой.

— Зарезаться хотят! Глаза повыколоть хотят! — говорила бабушка.

— Мы не играем,— сказала Ася.

— Мы только смотрим,— пискнула Дора.

— Глупенькие,— сказала бабушка.— Зарежетесь и не заметите. Ладно, эти-то большие, а вы-то маленькие — туда же...

— Прямо, зарежутся,— сказала я.

■— Ах,— вздохнула бабушка,— не стыдно? Ладно, он-то парень, а ты-то вроде девочка, и с ножом. Не стыдно? Я вам буб-личка купила, идите, бубличка дам.

— Не хотим бубличка,— сказали Дора и Ася.

— А ты убери нож! — прикрикнула бабушка на Люсика.

Он сложил лезвие и спрятал ножик в карман.

— Ладно,— вздохнула бабушка,— был бы хулиганом, а то ведь тихий и видишь плохо. Куда ж ты с ножом-то лезешь?

Люсик покраснел и облизнул свои зеленые губы.

— Пойду хлеб отнесу,— сказала бабушка,— и сию минуту вернусь.

Из подъезда навстречу бабушке вышла лифтерша тетя Люба. Бабушка ей что-то сказала, тетя Люба кивнула. Села на скамейку возле котельной и стала смотреть к нам за катушку.

— Пошли за дом, к нему,— шепнула смышленая Ася.

— Пошли к тебе в палисадник и спрячемся,— пропищала догадливая Дора и вскочила на ноги.

Люсик молчал. Незалепленное стекло его очков затуманилось. «Еще заплачет»,— подумала я и вспомнила, почему наши не любят с ним играть. Начнем, например, в круговую лапту, бегаем, носимся, увертываясь от мяча. Если мячом ударит, хоть и по голове,— боли не чувствуешь, не думаешь о ней. Обидно только, что из круга вылетел и твоя команда на тебя злится. А Люсику, если его мячом заденет, почему-то обязательно больно. И он, отойдя в сторону, молча страдает. И все видят, что ему больно и что он страдает.

©