Пионер 1968-11, страница 39

Пионер 1968-11, страница 39

и В. МАЯКОВСКОГО

— Идите, Кассильчик,— так он шутливо и ласково называл меня,— идите, Кассильчик, непременно туда. Это очень важно. Там хорошие люди работают и хорошее дело делают.

Да, он считал литературу, поэзию для ребят делом очень хорошим, важным, нужным. Он писал для них как будто в шутку, чтобы не скучно было читать, а на самом-то деле говорил всерьез об очень важных делах, которыми надо заняться каждому, кто хочет вырасти хорошим человеком. Помогал ребятам понять, <что такое хорошо и что такое плохо», придумывал забавные книжки-картинки, где «что ни страница — то слон, то львица». Писал ребятам стихи «про моря и про маяк», помогал юным гражданам решать вопрос, «кем быть» в жизни, какое дело выбрать себе, когда вырастешь. Недаром друзья называли самого Маяковского сокращенно и величательно: «Маяк».

Враги мешали ему, распускали про него сплетни, что он очень груб, признает в поэзии только себя, терпеть не может Пушкина... А мы-то знали, каким внимательным, добрым был он в дружбе, хотя и самому близкому товарищу не простил бы, если бы тот попробовал схалтурить в поэзии или напечатать что-нибудь, по духу, по идее враждебное нашей революции, а значит —и самому Маяковскому. А о себе он писал скромно, что полностью отдал свое перо для службы революции и готов к тому, что стих его может погибнуть, как солдат в бою: «Умри, мой стих, умри, как рядовой, как безымянные на фронте мерли наши».

Пушкина же он восторженно любил, знал наизусть десятки его стихов и мог прочесть на память чуть ли не всего «Евгения Онегина». Однажды при мне, когда он выступал в большом зале, кто-то из литературных противников его, чтобы разозлить Маяковского, крикнул: «А все-таки Пушкин лучше вас!» Владимир Владимирович, ни секунды не задумываясь, весело сказал: «Значит, вам интереснее слушать Пушкина? Отлично!.. А. С. Пушкин! «Евгений Онегин». Роман в стихах. Глава первая. Мой дядя самых честных правил...» И стал читать наизусть «Евгения Онегина». Строфа за строфой. И только тогда, когда в зале уже все --------------------меха, аплодируя, Мая

ковский остановился: «Взмолились? Ладно. Вернемся к Маяковскому».

Он был человеком огромного и открытого сердца, переполненного любовью к своей стране, к революции, к людям. Его стихи учили людей большой, чистейшей и беззаветно преданной любви к женщине, к подруге. Здесь, несомненно, он по праву занимает одно из первых мест среди всех великих лириков мира, то есть поэтов, писавших о человеческих чувствах, о любви. Слово Маяковского, беспощадно грозное для врагов, приобретало необыкновенно нежные и добрые звучания, когда он говорил о любимой. Или когда просто разговаривал с «товарищем-птицей». Или сочувственно обращался к старой лошади, упавшей на улице в окружении зевак. Или когда лукаво спрашивал других поэтов: «А вы ноктюрн сыграть смогли бы на флейте водосточных труб?»

А он мог! Он умел видеть поэзию и начала стиха и в уличной вывеске, и в труде на первом революционном субботнике, и в морковке, которую он бережно нес своей любимой в голодные дни первых лет революции, и в веселом плакате, сочиненном им для Моссельпрома, наступавшего в те дни на торговлю частников.

Мне иной раз приходится слышать, что «сегодня Маяковский уже не в моде». Глупый это разговор! В моде бывают юбки, короткие или длинные, брюки, «джинсы» или клеши. А большое, истинное искусство, создатель которого отдал свой талант, свое сердце людям, бывшим его современниками, никогда не «выходит из моды», не устаревает. Потому что истинная поэзия, таящая большое искусство, не модничает, потакая настроениям с короткой памятью, а со строжайшей взыскательностью, проверяя умом и сердцем то главное, что отражает ка-кую-то пору человеческой истории, сохраняет неповторимое звучание, тепло, голос и думы своего времени для будущих поколений.

Никогда не устареют Толстой и Пушкин, Шекспир и Гюго, Микеланджело и Рафаэль. Конечно, бывают в истории такие моменты, когда на какое-то время люди переносят свои симпатии с одного великого художника на другого, но истинный гений снова возвращает их. к себе. Так было во второй половине XIX века,

©