Пионер 1988-01, страница 22и другие подростки с не менее экзотическими кличками. Они либо дрались на смерть с чужаками, либо затевали очередной набег, но своих особо не трогали. Говорили, что они потомки тех лихих людей, когда-то грабивших обозы скупщиков и купцов, чей путь пролегал через Грохольский к Сухаревке. Не знаю, так ли это, только никого из них я потом не встречал. Замечание про руки разозлило Вагу. Он хмуро велел: — А ну, писатель, выверни карманы! И выхватил у меня авторучку, стал ее разглядывать, бормоча: — Ага, заряжается не чернилами, а пулями. Агентурная. Я-то знаю, читал кой-какую литера-турку. — Отдай,— попросил я, понимая всю безнадежность моего положения. Я видел, что пар-керовская ручка произвела впечатление на парня, но не мог же я объяснить ему, откуда она взялась. — На, выкуси.— Вага сунул мне под нос здоровенную фигу.— Или я врежу... Храбрая Алена шагнула навстречу разбойнику. — Ты что это надумал7 строго сказала Алена.— Немедленно отдай. Она ему нужна. Он пишет книги. — Знаю, что писатель.— Вага захохотал. — А ну, посмотри мне в глаза! — потребовала девочка. Он взглянул в сурово-зеленые бездонные глаза. И отвернулся. Нехотя протянул авторучку. — Я просто хотел ему врезать,— лениво зевнул он. — Врежь лучше стекло, которое разбил вчера,— парировала с улыбкой Алена. И точно угадала. Вага распсиховался, заорал, отступая: — Какое стекло? Где я тебе его возьму? Вырежу у тебя, что ли? Все это время я оглядывался на наше парадное. В любую минуту могла выскочить мать с веником или кочергой, если ей крикнет кто-нибудь в форточку, что меня обижают. Ее Вага побаивался. Но я-то надеялся, что вот-вот в темном проеме появится высокая фигура отца. Отец так и не вышел. — Гони отсюда! — велел я Ваге.— Исчезни! Или худо будет... — Четверо на одного? Ну, фрайеры!..— Вага круто развернулся, убежал. — Он всегда такой?— спросила Лена. — Нет, не всегда... Я улыбнулся, вспомнив, как ранней весной мы с Вагой загорали на крыше сарая, болтали всякую чепуху, и вдруг он вскочил, схватил меня за ногу: «Слушай, писатель!..» И прочитал первые в своей жизни стихи: Танк несется в бой Стрелой, А на нем бойцы. Впереди него река, Впереди мосты. Танк проехал, вот и все, Уничтожил фрицев сто. Он тогда совсем обалдел от внезапной радости. О стихах я ребятам рассказать не успел. К нам бежал, размахивая над головой ремнем со сверкающей бляхой, Вага со своими ребятами и кричал во всю глотку: — Разойдись' Я псих! Убью-у-у! Мы сплотились тесной кучкой, сжали кулаки, готовясь к отпору. И крик оборвался Вага остановился, попятился, исчез. Кто-то успел шепнуть ему страшную новость, которая ползла по двору: Лешу Манина убили... Меня качнуло. Я наверняка знал, кто убил моего друга. Точнее, я вспомнил про это. я-то из другого времени. Карлуша! Вежливый белокурый парень из соседнего двора, помощник провизора угловой аптеки. Он убивал безоружных из зависти. Увидит у девушки часы или у старика новый галстук, тихо отзывает в сторонку, требует: отдай! Попробуй только возрази... Леша вот возразил, когда нес подаренные коньки, а Карлуша уже мысленно примерил «гаги» на свою ногу. Эх, из-за коньков! А Вага ведь нож выточил на заводском станке для Карлуши. Вот и убежал. Я беспомощно оглянулся: где же вы, друзья детства,— Игорь, Витек, Юрка, Леха? Нет, Лехи больше не будет. А где-то рядом прячется Карлуша. С Лехиными коньками. Страшно. И вдруг страх прошел. Я разглядел сквозь сиреневые кусты дядю Серегу в белой гимнастерке. Он давно наблюдал наш с Вагой спор, но пока не вмешивался. Я успокоился. Берегись, Карлуша! Милиционер скоро тебя настигнет. Будет тебе справедливый суд На котором, правда, ты так ничего и не поймешь. Зато мать Карлуши придет к нам во двор, станет на колени перед Лехиными окнами и простоит до утра. Сжалось сердце. Я не хотел ввергать детей будущего в тяжкое испытание. Сказал: — Кир, возвращаемся домой! Он кивнул, сложил руки топориком, нацеливаясь на глухую бревенчатую стену склада. Мы выстроились за его спиной. И пошли прямо на стену. На ходу я крикнул: — Привет, дядя Сережа! И увидел взмах белого рукава над красной петлицей. Утренние и вечерние киносеансы —• А тебя всю жизнь звали писателем? — Да, так случилось,— отвечал я Алене и братьям.— В детстве я мечтал быть продавцом детских книг и сказал об этом вслух. Вот и стал дворовым писателем. —- Разве это плохо? — возразила девочка. —- Нет, совсем не плохо. Были клички менее уважительные. Инженер. Интеллигент. Ни в чем не повинных обладателей этих кличек встречали смехом и подзатыльниками. Какое варварство! - Алена дернула плечом. — Варварство, конечно. Но еще и школа жизни. Только вы не подумайте, что весь мир тогда состоял из хулиганья и бандитов. Настоящие люди воевали, трудились, помогали друг другу. А это так, временная накипь. — А Вагу ты больше не встречал? — Однажды встретил. ...Я узнал его сразу, как только сел в такси. И он Ф |