Пионер 1988-11, страница 15

— Соскользнешь и булькнешься!

А вот и не булыснусь! Глядите! — Лотик высоко подпрыгнул, мелькнули его загорелые икры и белые пятки... И словно не было на свете Логика! Святые хранители!

Все, даже круглый Хансен, кинулись взапуски к тому месту. Вытащить, пока не наглотался! Но Лотик вынырнул сам, и на лице его сияла щербатая улыбка.

— Вот! Смот... ой!

Его ухватили под локти и за волосы и, не слушая, выволокли на берег. И круглый Хансен при всеобщем одобрении деловито вляпал ему ладонью по известному месту. Так, что стреляющее эхо пронеслось над водой и Китовым островом. Но Лотик не обиделся и сейчас. Все равно улыбался.

— Вы чего? Я же научился нырять! Я до самого дна достал!

— Как не достать, если башка чугунная,— хмыкнул похожий на черного жука Жук.

— Я не башкой, я пальцами достал! Вот! — Лотик разжал кулак. На ладони была горсточка сырого песка. И в ней блестела крупная серебряная чешуйка.

— Это что?— Мальчишки сунулись к ней носами.— Э, денежка...

— Может, на дне клад зарыт?

— Лотик, ты запомнил место?

— Ну откуда клад в том песке?— Галька взял монетку.— Это, наверно, сумасшедший Хендрик потерял, когда сваи бил...

— Она бы потемнела с той поры,— возразил Хансен.

Галька потер монетку о голый живот.

— Может, такое серебро, что не темнеет... Смотрите, десять грошей!

— Почему «грошей»?— заспорил Кофельна-гель.— Десять грошей поменьше размером.

На монетке было отчеканено число «10», а под ним — только ржаной колосок. Перевернули. На другой стороне был выбит чей-то профиль и шли по кругу крошечные буковки.

— Фре-е... ста ад... Лехтенстарн,— прочитал Галька.— Слава богу, не латынь. Лонги что по-нашему.

— Но не совсем,— заметил белобрысый немногословный Вафля.

— Все равно понятно,— сказал Хансен.— «Свободный город Светлая Звезда».

— Такого нет,— заявил длинный Вилли Ко-фельнагель.

— Как же нет, если вот монетка,— заспорил Жук.— Он где-то есть. Или раньше был... Тут чей портрет?

Пригляделись к профилю.

Пфе, да это мальчишка,— сказал Кофельна-

гель.

— Ты перекупался, Нагель,— заметил Жук.— Это же тетенька. Королева или принцесса.

— Ты сам принцесса. Гляди хорошенько, это мальчик,— храбро сказал Лотик. Он чувствовал себя героем дня.

И правда, профиль был явно ребячий: курносый, с короткой стрижкой. И с улыбкой, спрятанной в губах и взгляде. Будто веселый мальчишка лишь на миг притворился серьезным— для важного дела, чтобы на монете отпечатали.

Небось какой-нибудь наследный принц,— заметил Вафля.

— Наследных принцев на монетах не чеканят,- возразил Галька.— Только королей.

— А разве бывают короли-мальчики? — удивился Лотик.

— Иногда... Возьми, Лотик, денежку, не потер яй.

— Он все равно потеряет,— сказал Кофельна-гель.— Лучше подари ее, Лотик, мне.

Фиг,— отозвался Лотик (по-реттерхальмски это заучит в точности как по-русски).— Я ёе Гальке подарю. На, Галька.

— Да? Спасибо...— Гальке стало тепло от благодарности. Не то, чтобы нужна была ему монетка, а так... Он погладил денежку мизинцем.— А все-таки интересно: десять чего? Грошей, пфеннигов, копеек? Пенсов? И каких она времен, а?

— Надо спросить учителя истории,— предложил рассудительный Вафля.

— Он зажилит ее для своей коллекции.— заметил Жук.

— А отчего бы нам не пойти к мадам Валентине?— сказал круглый Хансен.— Она знает все.

— Ура! К мадам Валентине, к мадам Валентине! — закричали мальчишки и кинулись вплавь на Китовый остров. Галька, с монеткой за щекой, плыл позади всех. Поглядывал на Лотика: не пустил бы головастик пузыри...»

3

— Несколько слов о мадам Валентине,— сказал Пассажир.— Вначале, где описание нравов и жителей, у меня говорится о ней подробно. А если коротко, то так. Мадам Валентина была пожилая дама со странностями. Она торговала леденцами, но это занятие было для отвода глаз. Основное время мадам Валентина посвящала наукам, иногда печатала статьи в столичном философском журнале (и статьи эти каждый раз вызывали скандал в среде университетской профессуры). Кроме того, у нее был ящик с треногой и объективом, и она по заказу реттерхальмских жителей делала фотопортреты на твердом, как доски, картоне.

Жила мадам Валентина одна, если не считать рослого рыжего кота, канареек и жабы Жанетты, которая обитала в стеклянной банке из-под маринада.

«...Когда мальчишки явились к мадам Валентине, она развешивала на дворе выстиранные цветастые юбки и вела перебранку с соседкой. Двор соседки был выше по склону, и та кричала через каменный, заросший плющом забор:

Я пойду в магистрат, уважаемая мадам Валентина! Я терпела все, даже неприличные песни вашего граммофона, но этот последний фокус! Дым от пережженного сахара для ваших отвратительных леденцов так и лез мне в окна, хотя ветер дул в другую сторону! А ваш бессовестный кот вчера весь день гонялся за моими курами!..

— Сударыня! —отвечала мадам Валентина и взмахивала тяжелыми юбками, как матадор плащом.— Опомнитесь! На меня вы можете изливать любые недостойные вымыслы, но как совесть позволяет вам клеветать на беззащитную божью тварь? Где свидетели? Вы уверены, что это был мой Бенедетто?

А кто же еще! Весь город знает вашего рыжего бандита!

— Рыжего?! Мадам Анна-Элизабет фан Раух! Где и когда вы видели у меня рыжего кота?

Беззащитная божья тварь сидела в двух шагах от хозяйки. При последних словах мадам Валентины Бенедетто вздыбил шерсть, и она из апельсиновой стала седовато-лиловой.

©