Пионер 1989-07, страница 21

une

vrale vi© d'enfant c'est possible

ши над головой; он как птица небесная, у которого ничего этого нет. Ему от семи до тринадцати лет, он всегда в компании, день-деньской на улице, спит под открытым небом, носит старые отцовские брюки, спускающиеся ниже пят, старую шляпу какого-нибудь чужого родителя, нахлобученную ниже ушей; на нем одна подтяжка с желтой каемкой...»

Так начинается повествование о неунывающем оборванце. У него пока нет имени и не будет еще на протяжении многих страниц. Он как бы символ всех парижских гаменов.

«Это существо горланит, насмешничает, зубоскалит, дерется... Он редко бывает удивлен, еще реже — испуган. Высмеивает в песенках суеверия, разоблачает всякую ходульность и преувеличение, подтрунивает над таинственным, показывает язык привидениям...»

«Парижские гамены — это почти что каста. И, надо сказать, не всякому открыт в нее доступ».

Но Гаврош в этой среде был своим человеком.

В старые времена на площади Бастилии стоял высоченный слон из досок и камня, с башней

на спине. Что означал слон, было неясно, «нечто вроде символического изображения народной мощи». Но этот слон служил домом Гаврошу, там у него была настоящая постель с тюфяком и одеялом. Правда, все эти предметы ему пришлось «(позаимствовать» у зверей в Ботаническом

саду.

И когда парижане вышли на баррикады, Гаврош, прихватив с лотка торговки старый пистолет, как потом оказалось, «без собачки», отправился на войну. Он был наблюдательным разведчиком. Он был храбрым и не захотел

19