Пионер 1990-07, страница 13Оля сидела на скамейке н кустах бузины. На ней было совсем летнее, легкое платье, и она замерзла. — Как хорошо, что я тебя встретила,— быстро заговорила она.— Просто здорово. Ну, теперь я спасена. А что случилось?— спросил я.-- Почему ты тут сидишь? Одна. — Почему, почему. Потому. А с кем же мне сидеть? Послушай, Андрюшка, ты меня должен выручить. Обещаешь? — Ну обещаю. Я знала, что ты мне не откажешь. Понимаешь, я поклялась родителям, что в полдесятого буду дома. А сейчас, наверное, уже одиннадцать. — Без десяти минут,— сказал я. посмотрев на часы. Кошмар! Они меня убьют. Ну не убьют, конечно, но скандал будет дикий. Ты же знаешь моего отца он такой истерик. Наверное, уже сейчас морги обзванивает. Олиных родителей я немного знал. Папа у нее действительно был нервный товарищ. Иногда он даже звонил нам по телефону и спрашивал, нет ли у нас его дочери, хотя Оля ко мне ни разу в жизни не заходила. Наверное, он обзванивал весь наш класс по алфавиту. — Как же я тебе помогу?— спросил я. — Я уже все придумала. Я как тебя увидела, так сразу и придумала. Тебя мои родители знают и очень хорошо к тебе относятся. Так что идем сейчас ко мне. Они, как тебя увидят, так сразу и успокоятся. А ты скажешь, что у тебя неожиданно был день рождения и ты меня неожиданно пригласил. Как ото день рождения может быть неожиданно? — Ну скажешь, там, не собирался, мол, справлять, потом собрался. Да наври что-нибудь. Какая разница. Главное, чтоб я с тобой пришла. Понимаешь? — А где ты была-то? — Где, где... Не все ли равно. У подруги задержалась. Ну договорились? — Совсем мне не хотелось идти сейчас к Оли-ным родителям и врать про какой-то день рождения. Просто бы так посидеть с ней на лавочке, поговорить. Но отказать Оле я не мог. — Ладно,— сказал я.— Придумаем что-нибудь. — Тогда пошли? Или, хочешь, посидим пять минуточек? Теперь уже не страшно. — А что? Молено и посидеть,- сказал я равнодушным голосом.— Я не тороплюсь. Мы сели на скамейку— я на краешек, Оля посередине. Она зябко поежилась и сказала: — Только дай мне свою курточку, а то я замерзла ужасно. — Конечно, возьми,— сказал я, поспешно стягивая с себя куртку и передавая ее Оле. — Ну накинь. Видишь, я рук не могу оторвать: холодно. Я встал и, шагнув к Оле, набросил куртку ей на плечи. — У-у, хорошо! Тепленькая какая. Ну сядь, что ты встал столбом. Я сел. Теперь уже совсем близко. Вцепившись в край скамейки, я боялся пошевелиться. Мне хотелось сказать Оле и про портрет в музее, и про то, что недавно видел ее во сне — будто она в зоо- Журнальный вариант. парке стоит возле белого медведя и кормит его из рук апельсинами. Я еще много всего хотел ей сказать, но слова застряли в горле, и я молчал, как истукан. Оля поежилась, поплотней завернулась в куртку и сказала: — Как ты сегодня музей разбомбил — потрясающе! У меня прямо все внутри похолодело. Вообще, знаешь, я страшно люблю такие острые ощущения. Вот чтоб по самому краешку... чтоб дух захватывало! Иногда я себе представляю, что несусь на мотоцикле где-нибудь в горах, а из-под колес камни стреляют и прямо в пропасть!.. Однажды меня мать в универсам послала. Ну положила я в корзину все, что она просила, а потом взяла банку селедки и в карман. Стою в кассе, расплачиваюсь, а у самой сердце так и бухает: ну как кассирша спросит, что у тебя, девочка, в кармане. И жутко, и хорошо. — Так ты что же, украла? спросил я. — Глупый ты какой,— обиженно ответила Оля. Нужна мне эта селедка! Я когда из универсама вышла, то выбросила ее в урну. Я риск люблю, понимаешь. Когда я рискую, тогда только и живу по-настоящему. А так — скука. — Оль,— сказал я,— а я сегодня в музее один портрет старинной девушки видел, так на тебя похожа - ну просто очень. — Не может быть. — Ну честное слово. Я даже обалдел, когда увидел. Сам не мог поверить. Здорово, если не врешь. А какая она, красивая? — Ну вообще-то да, ничего... — А кто она? Наверное, царица какая-нибудь? Или княгиня? — Нет. просто девочка, крестьянка. — Крестьянка — это хуже. Но все равно приятно. А одета как? — Да никак. — То есть как «никак»? Голая, что ли? — Нет, там, понимаешь, голова только нарисована. В таком полосатом платке. Платок-то хоть приличный? — Платок? Приличный. Яркий такой, нарядный. Да на словах трудно объяснить. Давай лучше как-нибудь сходим, посмотрим. Хочешь? — Обязательно сходим. Ты меня заинтриговал. Ну все, посидели, теперь пошли. Оля позвонила в дверь своей квартиры, а сама за мою спину встала и легонько подталкивает: — Ты вперед, вперед иди. Главное, чтоб они тебя сразу увидели. На пороге возникли встревоженные лица Олиных родителей. Не успели они и рта раскрыть, как я торопливо затараторил: — Здрасьте, Сергей Анатольевич, здрасьте, Любовь Васильевна! Вы, пожалуйста, Олю не ругайте, это я во всем виноват. Это из-за меня. Я, понимаете, Олю пригласил к себе в гости, вот мы и задержались. У меня... — У тебя? - недоверчиво спросил Сергей Анатольевич. — Ага, у меня. В гостях. Мы, понимаете, такой... э-э-э... арбалет делали. Я прут можжевеловый достал. Зверь, а не прут. Как стальной... — Правда, папа, как стальной,— подала из-за моего плеча голос Оля.— Вообще у Андрея умелые руки. Он так пилит, так это, крутит... То есть сверлит. Я просто не могла глаз оторвать. Как в кино. — Ну хорошо, он крутит, а ты-то что делала? — 11 |