Пионер 1990-07, страница 30
на, смотрела когда-то и моя любимая княжна Джаваха... Я ставлю выше всех и считаю своей любимой писательницей Нареку ю». Дети называли Чарскую великой, сравнивали с классиками. Публикация издателями Чарской неумеренных восторгов в ее адрес вызвала появление статьи К. Чуковского «Лидия Чарская» (1912), где с беспощадной ядовитостью развенчивался всеобщий детский кумир. Сосредоточив внимание на повторах экстремальных ситуаций («ураганы, пожары, разбойники, выстрелы, дикие звери... кораблекрушение... столкновение поездов...»), на обмороках и ужасах, на других уязвимых свойствах Чарской, критик увидел в ее повестях не живое чувство, не вдохновение, а бездушность, трафарет, мертвечину, «тартюфетво», «фабрику ужасов», торжество пошлости. В 10-е годы повести Чарской появились в переводах на английский, немецкий, французский языки. А затем... В 1918 году прекратил свое существование журнал «Задушевное слово», так и не допечатав до конца последнюю повесть Чарской «Мотылек» — о дочери бедного чиновника Шуре Струковой, приехавшей в Петербург учиться. И комплекты журнала, и повести Чарской, вышедшие отдельными изданиями, специальным распоряжением Наркомпроса были изъяты из библиотек, официально запрещены. Не раз заявлялось, что «автору детских книг нечему учиться у Чарской» (вот почему упоминание о ней вызывало у этого самого автора ужас — до последнего времени). Четыре крохотные книжки для малышей. которые Чарская в 1925—1929 годах вынуждена была выпустить под псевдонимом (Н. Иванова. «Пров-рыболов», «Балаганчик» и др.). накормить не могли. В. Шкловский вспоминал: «Она... искренне сочувствовала революции; жила очень бедно. Мальчики и девочки приходили к Чарской убирать ее комнату и мыть пол: они жалели старую писательницу». «Убить» Чарскую, несмотря на ее мнимую хрупкость и воз душность,— признал С. Маршак на I Всесоюзном съезде советских писателей (1934),— было не так-то легко. Ведь она и до сих пор продолжает... жить в детской среде, хотя и на подпольном положении». Л. А. Чарская. Впервые после длительного замалчивания талант Чарской был признан В. Шкловским: «Сама Лидия Чарская была женщина талантливая: без таланта нельзя овладеть интересами целых поколений» («Старое и новое», 1966). Добрые слова, однако, как-то затерялись и услышаны не были. Мало ли что в конце концов пишут взрослые писатели? Но вдруг в любви к Чарской признался детский писатель, от которого такого признания меньше всего ожидали. Искусным мастером, человеком высокого благородства, стойким и надежным товарищем назвал его Чуковский, то есть тот самый критик, что не оставил живого места на страницах Чарской. Все творчество этого писателя, по словам Чуковского, «крепко спаяно с нашей эпохой». Заподозрить его в мещанских симпатиях невозможно. Кто же он? Л. Пантелеев. «Среди многих умолчаний, которые лежат на моей совести, должен назвать Лидию Чарскую, мое горячее детское увлечение этой писательницей... Сладкое упоение, с каким я чи тал и перечитывал ее книги, отголосок этого упоения до сих пор живет во мне — где-то там, где таятся у нас самые сокровенные воспоминания детства, самые дурманящие запахи, самые жуткие шорохи, самые счастливые сны». И вот «Княжна Джаваха» снова—с перерывом более чем в семьдесят лет — издается. (Повесть «Княжна Джаваха» выходит в «Детской литературе». Уже запланированы и другие повести.) Чарская вернулась к читателю. Это больше не запрещенная литература! Читая повесть, мы по некоторым верным приметам узнаем, каковы предшественники знаменитой писательницы. Она испытала влияние Вальтера Скотта, Диккенса. Гюго, М. Загоскина, И. Лажечникова. Любить Кавказ ее научили Пушкин и Лермонтов. Трудно сказать, в какой степени, но Чарская знала и грузинские обычаи, и фузинский язык. Героиня повести — юная грузинка, отпрыск старинного рода! Отец служит в русской армии, русский офицер; дядья и дед воевали в Дагестане; это дает ей право сказать: «Мои предки — герои...» Но это только одна линия. Другая — материнская — уводит нас в горный аул Бестудии, и мы можем только гадать: кто же родственники Нины-джа-ным — лезгины? аварцы? Во времена, когда была написана повесть, всех северокавказских иноверцев называли татарами. И о них Чарская говорит с сочувствием и восторгом. Героиня «Княжны Джавахи» не рассуждает, а действует. Ее можно полюбить за смелость, благородство, гордость. Эти качества постепенно раскрываются перед однокашницами Джавахи. И девочка Краснушка пишет на доске белыми крупными буквами: «...КНЯЖНА НИНОЧКА ДЖАВАХА, ДУШКА, ПРЕЛЕСТЬ, ПРОСТИШЬ ЛИ ТЫ НАС?» Владимир ПРИХОДЬКО 28 |
