Пионер 1990-12, страница 57

ки. Не расстраивайся.

— Я и не расстраиваюсь.- неубедительно соврал Васька.

— Идем, я тебя с нашими познакомлю.

В курительном закутке, около лестницы, Улуг-бека окружили артисты, поздравляли с началом, расспрашивали, шутили. И Васька поздравлял, смеялся вместе со всеми.

— Васька, собак кормить! — окликнул отец.— И клизму Жучке поставь! Понос у нее!

Ну хоть про это можно было умолчать? Неужели всем знать обязательно, какие у Жучки неприятности в организме? Только он человеком себя почувствовал, и нате вам, какая-то клизма дурацкая влезла. Эх, Жучка, нашла время...

Рука Улугбека легла на Васькино плечо.

— Давай завтра в три, у служебного входа, город покажешь.— И Улугбек еле заметно подмигнул Ваське. Как все-таки мало человеку нужно для счастья. Подмигнуть нужно вовремя...

Разлетались мыльные брызги, клокотала грязная вода в тазу, шипели пузыри, пыхтел Васька. А белье не кончалось. Удивительно, сколько грязных носков, трусов и маек накапливается за месяц. Живешь, не обращая на них внимания. Но приходит черный день, и перед тобой вырастает прямо гора, и приходится засучить рукава.

Хорошо разным там бушменам и папуасам, думал Васька, бегают под солнцем в набедренных повязках и забот не знают. А тут сколько всего надевать приходится! Непросто живется цивилизованному человеку. Когда Васька разделался с предметами туалета, было начало третьего. У служебного входа он обнаружил Улугбека и... Катю. А она-то здесь зачем?

Мы, Васенька, заждались тебя. Пойдем в кино?

Какой голос у нее... парафиновый А напудрилась! А шею-то выгибает — думает, она у нее лебединая. Как же, утка конопатая. И фильм попался чепуховый, хоть и американский, чудовища резиновые, бандиты тупые. А уж любовь — животик надорвешь. «Ах. Джон, если бы не твой винчестер... Ах, Мери, ты удивительная женщина... Угадай, милый Джон, чего я хочу...» Чего тут угадывать, целоваться хочет. Они все такие, девчонки.

Обратно шли молча. Только Катя носом шмыгала.

— Тебе понравилось? — спросил Улугбек.

Еще бы, хмыкнул про себя Васька, разве может

ей такая чушь не понравиться? И чего она к ним прицепилась?..

Бока Ветерка шелковисто блестели. Как луг после дождя. Поглаживая шею, Васька чувствовал под ладонью мускулистую нетерпеливую игру. Ветерок желал скачки— он знал, что уже пора.

Ну-ну, потише, успокаивал его Васька, выходной сегодня, отдыхай, все отдыхают, а ты что, исключение? Сейчас Улугбек придет, и мы гулять пойдем в парк, с Катей. Удивляешься? А ты забыл, что джигит не может обидеть женщину? Толку, конечно, от нее никакого, но пусть с нами ходит— ты не против? Ну и правильно, умный Ветерок, хороший, все понимаешь...

Ветерок заржал и переступил ногами. Васька оглянулся. Около стойла стояли Улугбек с Катей. Они уже готовы, а Васька не переоделся.

— Я сейчас, ребята, быстро...

— Знаешь, Васенька, мы тут решили на велосипедах покататься. Ты не одолжишь Улугбеку «Орленок»?

Как это— они решили? Без него, значит? Но ведь договорились — в парк. Выходит, Ваську побоку, чтоб не мешался? Да пожалуйста, катайтесь хоть всю жизнь!..

Не ожидал он от Улугбека.'Выходит, Васька для него — личность незначительная, можно руку пожать, можно к черту послать. Сам он, понимаешь ли, потомственный джигит. А Васька — непонятно что, специалист по клизмам. Разве от человека зависит, где ему родиться удалось в семье джигитов или в семье дрессировщиков собак. Да если бы Ваську в грудном возрасте в седло посадили, он бы не хуже Улугбека папаху ловил. И саблями жонглировал. И под конем на всем скаку пролезал. Да-да, не сомневайтесь! Да он всем доказал бы... И докажет!..

Васька выскочил в коридор, который вел от конюшни к манежу. Никого. Только глухие невнятные возгласы из фойе. Это уборщицы делом заняты. И вахтер к ним ушел, поболтать. Самый подходящий случай. Может, другого не будет. Надо решаться. Сейчас или никогда. Он столько раз видел, как Улугбек это делает. Он сумеет. Васька был словно в лихорадке.

Оседланный Ветерок терпеливо ждал, пока Васька заберется на него. Легко пошел по кругу, быстрее, еще немного. Скоро Васька подладился под упругие равномерные прыжки... Темп правильный, можно начинать. «Прямо сейчас?..» — «Ты трусишь?..» Он разделился словно на двух Васек... «Я забыл, как это делается...» — «Врешь, ты все помнишь наизусть...»— «У меня не получится...»— «У тебя все получится... по-лу-чит-ся-по-лу-чит-ся...»

Прыжки отбивали ритм, Васька сместился вбок — по-л.у-чит-ся,— цепляясь за ременные петли, он лез вниз головой — поо-луу-чиит- тело отяжелело, его бултыхало и встряхивало — пооо-лууу... Он еще держался, но уже отрывался, отваливался... Поооо. В последний миг Ветерок подпрыгнул, чтоб не задеть его. и все же вскользь смазал копытом...

Каждый день в больницу приходили родители, сидели грустные у кровати и рассказывали, что собаки без него совсем от рук отбились. А Жучка устроила лежачую голодовку из-за того, что се в палату не пускают. Артисты приносили яблоки и печенье. Заявилась и Катя, притащила карамель с повидлом. Которую, между прочим, Васька терпеть не мог. Только Улугбека не было.

Он пришел вечером, после представления. И как его пустили? Впрочем, Улугбека все в городе знают. Он стоял возле окна, какой-то смурной. Потом сел рядом с Васькой, близко-близко.

— Слушай, ты зачем это сделал?

— Так просто, взбрело в голову.

— Понятно... А мы уезжаем в Швецию, на гастроли.

— Врач сказал, на мне заживает, как на собаке. Смешно, правда?

— Я тебе напишу оттуда.

— И марок побольше наклей. У меня шведских нет.

— Сто марок наклею.

— Не уместятся.

Улугбек ушел. На тумбочке что-то лежало. Васька взял в руки разрисованные цветными квадратиками старинного восточного узора ножны. Старинные, они Улугбеку от прадеда достались. Васька осторожно вынул кинжал с длинным матовым лезвием. На костяной ручке было нацарапано: «Джигиту Ваське, на память».

S4