, шно-

ШНШН

-ю-

3. ЧУХА НОВ, член-корреспондент АН СССР

Д а 20 лет выработка электроэнергии в стране увели-^^ чится примерно в 9 раз. Значит, к каждой электростанции, которая уже построена, прибавятся восемь новых — тех, что еще не лежат готовыми стопками ватмана на столах конструкторских бюро. Нет, лицо большой советской энергетики определят главным образом те станции, над которыми еще бьется ищущая мысль проектировщиков

Какими же они будут, электростанции 2000 года?

Сейчас опорой большой энергетики служат тепловые электростанции (ТЭС). Они дают 80—82% всей электроэнергии. А в будущем? Не изменятся ли пропорции в пользу ГЭС, атомных электростанций (АЭС)? Или, скажем, ветро-, гелио-, геотермальных, наконец, приливных гидроэлектростанций? Вопрос не простой. Думается все же, что доля ТЭС практически не уменьшится ни к 1980 году, ни к концу XX века. Но почему же так? Разве у нас мало рек? Разве 1 кг урана не способен заменить 3 тыс. т угля? Разве энергия солнца, ветра и воды не достается нам даром? Ответ вроде бы прост: где себестоимость продукции ниже, тот способ и выгоднее. Оказывается, нет! Непрерывный рост производства электроэнергии требует больших дополнительных расходов, совершенно не учитываемых в себестоимости продукции Их можно учесть лишь в полных затратах.

В сентябре 1962 года автор этих строк проехал по Волге, любуясь грандиозными гидротехническими сооружениями, преобразовавшими облик великой русской реки. Гигантские плотины ГЭС, линии электропередач, мосты, новые моря — это действительно здорово. Но... привычка оценивать творения человеческих рук прежде всего с экономических позиций заставила меня призадуматься. Вот, к примеру, трехкилометровый мост, сооруженный под Са ратовом. Он намного длиннее обычных мостов, И... дороже! Такие же мосты-гулливеры придется возводить и в других местах. А все потому, что Волга, Днепр да и любая иная река, перегороженная плотинами, широко разливается, затрудняя сообщение между правым и левым берегом. Спрашивается, на чей счет относить многомиллионные дополнительные расходы, вызванные удлинением коммуникаций или строительством дамб для защиты населенных пунктов от наводнения?

Но это еще полбеды. Плотины мешают рыбе подниматься вверх по течению во время нереста. Надежда на рыбоподъемники себя не оправдала. Нельзя без волнения смотреть на гибель ценнейшей промысловой рыбы. Если будет сооружена Нижне-Волжская ГЭС, то рыбному хозяйству Каспия, когда-то дававшему 90% мировой добычи черной икры, будет нанесен непоправимый ущерб. А пойменные луга и плодородные пахотные земли, превращенные в малярийные болота? А затопленные леса, шахты, карьеры?

Строительство Нижне-Обской ГЭС, если оно будет осуществлено, приведет к затоплению месторождений нефти, газа и т. д. Понятно теперь, почему нельзя говорить о себестоимости строительства ГЭС и электроэнергии, не принимая во внимание весь этот ущерб. И, конечно, все дополнительные затраты: на строительство всех вспомогательных сооружений, цементных, машиностроительных и других заводов, на перенос и ограждение населенных пунктов, возведение мостов, строитель-₂*

Рис. Н. Рожнов а и И. Каледина

ство рыбозаводов. А теперь прикиньте, сколько стоит ТЭС. Включите в смету стоимость опять-таки не только самих электростанций, но также угольных шахт, цементных заводов, котлостроительных и других предприятий. Себестоимость киловатт-часа тотчас подпрыгнет вверх! И тем не менее энергия ТЭС окажется дешевле, чем ГЭС. Я подсчитал, что на средства, израсходованные при сооружении Кременчугской ГЭС, можно было бы построить ТЭС с выработкой электроэнергии в 7—8 раз большей. Вот и получается, что в ближайшие 20—40 лет ТЭС по полным затратам останутся выгоднее, чем ГЭС.

Могут подумать: Чуханов — ярый враг ГЭС. Неправда! Я не против ГЭС, я против неэкономичных ГЭС. При существующих темпах прироста в гидроэнергетике (12—13°/о ежегодно) каждый киловатт-час, выработанный на ГЭС, вдвое дороже, чем на ТЭС. Вот если бы темп расширенного воспроизводства ГЭС оказался 5—6%, а для строительства выбирались бы самые экономичные ГЭС, тогда себестоимости тепло- и гидроэлектроэнергии уравнялись бы.

С ТЭС не могут тягаться пока и АЭС. Чтобы сделать их более экономичными, чем ТЭС, придется, по-видимому, разработать радикально новый способ получения электричества из атомной энергии. Ветро-, гелио- и геотермальным станциям тем более не по плечу конкурировать с современными мощными ТЭС, хотя те и работают на дорогих видах топлива.

Но тут возникает тревожный вопрос: удастся ли обеспечить всю энергетику топливом? Ведь к 1980 году одни лишь ТЭС будут пожирать примерно 1 млрд. т условного топлива — столько же, сколько будет добыто в 1965 году! Часто высказываются опасения: за несколько десятков лет страна исчерпает все ресурсы горючих ископаемых. Ничуть не бывало! Даже при высоких темпах развития нам хватит ресурсов топлива на многие столетия. Достаточно вспомнить, что запасы дешевых углей в одном Кан-ско-Ачинском бассейне Сибири составляют триллионы тонн. На каменные и бурые угли приходится 95% всех топливных запасов. Нефти и газа меньше, но и их в нашей стране хватит более чем на 100 лет.

Мы все хорошо знаем, что сейчас выгодно изменить пропорцию в добыче горючих ископаемых в пользу нефти и газа. Однако это вовсе не означает, что уголь и другие виды твердого топлива потеряют свое значение. Напротив, они могут дать нам практически все, что мы получаем сейчас из нефти и природного газа. Какое же топливо и в каких пропорциях следовало бы в ближайшие десятилетия расходовать в нашей стране?

Если подсчитать полные затраты на добычу горючих ископаемых, то не только угли открытой добычи Каиско-Ачинского бассейна, но также эстонские сланцы, фрезер ный торф и даже угли шахтной добычи Донбасса вполне выдержат экономическую конкуренцию с «привозной» нефтью и природным газом. Кстати отмечу: применение природного газа вместо угля не всегда и не везде выгодно. Например, в паротурбинной энергетике. Гораздо выгоднее использовать его в газовых турбинах или у бытовых потребителей. Применение жидкого топлива вместо твердого в некоторых случаях (многосернистые угли и мазут) тоже дает отрицательный экономический эффект.

7