Техника - молодёжи 1973-07, страница 52

Но беспрерывные наблюдения моих кристаллических камней не находили ничего такого, что можно было назвать живой клеткой. И все анализы, сверяясь с программой, заложенной в меня, давали все тот же результат: живых клеток нет, биологических структур нет, живой материи нет, все мертво, нужно искать дальше.

Но все-таки что его двигало, если в нем не было ничего живого?..

Прошло время, и внезапно две части странного «метеорита» соединились в одно целое. Прогремел взрыв, и «метеорита» не стало. Он словно сам себя взорвал и выбросил с планеты в космическое пространство. Действовали здесь ка-кие-то неизвестные моим создателям и не заложенные в мою память физические законы?.. Или это Разум?.. Но если так, тогда и я разумен?.. Я, кристаллический плотно-структурный автомат, состоящий из миллионов искусственных осколков, разумен я или нет?..

Мной руководит разумно составленная программа. Разум оставил во мне след. Разум оставил во мне след...

Тогда, может быть, мне нужно искать не только следы жизни, но и следы Разума?.. Это должна быть другая программа, другой, принципиально другой способ восприятия неизвестных явлений...

Мои плотнокристаллические системы делали сейчас до миллиона перестроек в секунду. Они могли бы распасться, если бы информация тут же не уходила к планете Голубого Гиганта... Через восемь лет информация достигнет планеты. Через шестнадцать лет я буду знать, что там решат...

Здесь, на этой планете, нет ни жизни, ни ее следов... Но, может быть, здесь были следы Разума?.. И может быть, их удастся найти...

4.

Утро, как всегда, вспыхнуло внезапно и мгновенно. Все было обычным, как всегда в последние десять лет, — мертвая пустыня, три цветные тени от каждого камня, пробы грунта, которые производил планетоход^..

Вот получена команда на взлет. На панели «Микрона» виден световой сигнал о получении команды, сделан разворот к взлетной платформе, четко выполняется стартовая программа... Я точно знал, что будет в следующую минуту, и все происходило так, как я предполагал.

Почему-то на планетоходе сработала защита. От чего он защищался? Что угрожало ему?

И вот тут на сферический экран хлынуло что-то непонятное. Это не было видение «Микрона» — знакомая, надоевшая за многие месяцы планета возникла передо мной в како'м-то неуловимо странном виде. Я словно видел ее с тысяч разных точек зрения одновременно. Какие-то отдельные части рельефа выделялись неестественно резко, другие почти полностью исчезали. Изображение дрожало, на нем возникали, черные пятна, оно тускнело, снова вспыхивало, шло волнами, искрами, брызгами... Почти ничего невозможно было понять, но улавливалось главное: размытый, неотчетливый контур нашего планетохода, который был виден одновременно сбоку, сзади, спереди, даже сверху, очевидно, с гребня холма...

От этого трехминутного изображения мучительно разболелась голова, как от попыток во что бы то ни стало понять то, чего понять невозможно.

Изображение постепенно тускнело и меркло — «Микрон» удалялся от планеты, и информация, которую он получил неизвестно от кого и нерасшифрованную отправил нам, кончалась... А потом кончилась и видеозапись.

Я сидел, обводя глазами погасшие стены и потолок, будто нужно было лишь получше напрячь зрение, чтобы снова увидеть... Но «Микрон» уже летел к другой звезде.

Я вздрогнул, услыхав щелкание двери. Димка, наш старший инже-нер-наблюдатель, вошел в просмотровую кабину. Его глаза еще не успели привыкнуть к темноте, но он уверенно подошел ко мне и опустился в соседнее кресло.

— Ты видел — эти роботы так и не узнали друг друга, — сказал он.

— Да, они слишком по-разному воспринимали мир... И все-таки мы должны были предвидеть...

— Ничего. Дело поправимое. Да ведь наверняка и они, — Димка кивком головы указал куда-то в потолок, — они тоже не спустят глаз с этой планеты. «Микрону» предстоит возвратиться туда. Теперь они никуда от нас не денутся...

Я вышел под холодное белое небо. С моря дул мокрый ветер. Голые деревья просвечивались насквозь, и за тощими ветвями виднелась чаша антенны, неподвижно глядевшая в небо, а за ней — решетчатая стрела маяка с толстостенным стеклянным баллоном на вершине. Дальше был пляж — желтый, сырой, нетронутый, около него нежно плескалась прозрачная ледяная вода.

А те, о ком мы совершенно ничего не знали — не знали, какие они, с чем придут и придут ли вообще, — они могли свалиться нал* на голову с минуты на минуту...

ШЕЛЕСТЯТ СТРАНИЦЫ

уществует мнение, что ряд современников первопечатника Гутенберга, в том числе и Леонардо да Винчи, отрицательно относились к механическому воспроизведению рукописей и иллюстраций. Это не соответствует действительности, особенно когда речь идет о Леонардо, страстно искавшем в течение всей своей жизни способ воспроизводить образцы художественного мастерства при помощи механических устройств.

Леонардо первым рекомендовал использование перспектографа, идею которого впоследствии заимствовал Дюрер; первым изобрел замысловатое механическое устройство для воспроизведения глиняных моделей в мраморе.

Художник восторженно отзывался об искусстве книгопечатания. Говоря, например, в «Codex Atlanticus» об изобретении автоматического ткацкого станка, Леонардо пишет- «Это устройство уступает лишь печатному

станку и является не менее полезным».

Леонардо был глубоким знатоком современной ему техники книгопечатания и стремился внести в нее усовершенствования. Его проекты доказывают, что многие детали печатного станка уже были известны в Италии около 1495 г. Однако интерес Леонардо к конструкции печатного станка пробудился гораздо раньше: в одном из набросков, восходящих примерно к 1480 году, виден ряд усовершенствований, разработанных мастером во флорентийский период его жизни. Проект печатного станка был сделан Леонардо пр' близительно за 20 лет до описании первого механического устройства в напечатанной в Лионе в 1499 году «Пляске Смерти».

Изобретательность Леонардо не ограничилась проектами конструкций печатных станков. Чтобы иллюстрировать книги, он разрабатывает метод гравирования на меди с использованием азотной кислоты. Первые опыты гравирования относились примерно к 1513 году. Таким образом, и в области гравюры Леонардо принадлежит первенство; он предвосхитил и метод рельефного гравирования, к которому Дюрер прибег в период 1515—1518 годов.

(«Новости ЮНЕСКО»)

49