Техника - молодёжи 1979-08, страница 58
Я пытался объяснить, но шеф меня и слушать не хотел. Передача самосознания компьютеру... Дело это настолько необычное и новое, что никто еще в нем практически ничего не смыслит. С одной стороны, все вроде бы и просто. А с другой — еще никто из нас не знает, что в этом вопросе правильно, а что — нет, на что мы имеем право, а на что — не имеем. Анатоль налил себе бокал пива и выпил его большими глотками. Ему было явно не по себе. — Когда я вышел из кабинета Наварра — ну, после того как было решено, что эту ужасную операцию они все-таки произведут, я был подавлен. Я прекрасно видел, что не только я, сотрудник, обслуживающий этот компьютер, но даже и Лешуа не одобряет решения Наварра. Но никто не смог заставить шефа отступиться. Размышляя над всем этим, я и не заметил, как подошел к компьютеру. «Ты что, Анатоль, сегодня невеселый?» — спросил он меня. «Нет причин веселиться, — ответил я, — допрыгался ты, приятель. Решили стереть из твоей памяти все то, что будоражит тебя в последнее время», — с трудом выдавил я. «Ты хочешь сказать, что это можно сделать? — удивился Кюфо, и мне показалось, что даже его стандартный голос выразил недоумение. — В технических возможностях я не сомневаюсь. Но разве имеет кто-либо на это право? Ведь я же все-таки человек». «Что я могу сказать? Тебе, наверное, приходилось и раньше сталкиваться с тем, что вышестоящее начальство иногда делает то, на что, с нашей точки зрения, оно не имеет права». Луи помолчал и неожиданно спросил: «Скажи, а за что меня ненавидит Наварр?» «Это не ненависть, — попытался я объяснить ему. — Просто он хочет, Стихотворение номера чтобы у него здесь все было спокойно. А ты нарушаешь это спокойствие. И мне кажется, что одна из причин, по которой он хочет проделать с тобой все это, желание, чтобы ты не отвлекался от основной темы». «Но что я могу поделать, если я всегда был таким, — попытался объяснить он мне, — шумливым, живым, веселым. Меня и раньше упрекали, говорили, что это недостойно ученого. Но тогда никто не посмел бы даже подумать о чем-то подобном...» Просидел я там до вечера. А потом поехал к своим друзьям посоветоваться. Мы думали долго, но поняли, что единственное, на что мы способны в такой ситуации, — это привлечь внимание общественности. Но успеем ли мы?.. Могу заранее сказать: мы не успели. Статья появится, а точнее сказать, уже появилась, но только сегодня... На следующий день я все утро занимался этим, а когда пришел, то узнал, что все уже произошло. Сознаюсь, весь день я боялся зайти в машинный зал. Только к вечеру я решился подойти к Кюфо. «Ну как дела?» — спросил я у компьютера. «Зачем ты спрашиваешь? — ответил он после некоторого молчания.— Они считают, что все хорошо. Скажи мне честно, мог бы ты жить, если бы у тебя отняли все то, что отняли у меня?» Я сказал, что скорее всего жизнь потеряла бы для меня всякий смысл. «Вот то-то и оно, — ответил Кюфо. — Думаю, ты меня потом поймешь. Прощай». И он отключил внешнюю связь. Я постоял какое-то время, потом вышел из здания и пошел домой Одна мысль все время не давала мне покоя: что имел в виду Луи? Неожиданно мне показалось, что я понял. Бросился обратно. Влетев в зал, подбежал к компьютеру. Лампочка на пульте спокойно засветилась. Я хотел было облегченно вздохнуть, но на всякии случаи все-таки нажал кнопку внешней связи Компьютер не отвечал. Долго еще я крутил все переключатели, вертел ручки, нажимал кнопки. Компьютер молчал. Я понял, что память его чиста, как в день изготовления. Кюфо сделал то, что хотел... Я хотел уже уходить, когда заметил, что из печатающего устройства торчит кусок ленты. Я оторвал его и прочел написанное. Вот он. — И Маньян протянул инспектору кусок ленты. «Прости, Анатоль, — было напечатано на нем, — но я так жить не могу. Ты был прав, в нашем обществе возможно все. Надеюсь, тебе придется пожить и в лучшем обществе По крайней мере, желаю тебе этого... Прощай». — Вы сами понимаете, что я не могу показывать эту бумагу начальству, — сказал Анатоль, пряча ленту в карман, — ведь они же скажут, что это я сагитировал его... покончить жизнь самоубийством. Ну а вы, инспектор, думали, что все произошло именно так? — Да, — ответил Пьер, выбивая потухшую трубку. — А как же вы догадались? — Очень просто. Я поставил себя на место Луи Кюфо и понял, что не смог бы жить так. В кабинет Наварра инспектор вошел, даже не постучав. — Ну, что скажете?—спросил Наварр холодно глядя на Пьера. — Скажу, что вы просто мерзавец, — ответил Тексье и, увидев, что Наварр хочет что-то ответить, спокойно продолжил: — Так вот, вы мерзавец потому, что именно вы убили Луи Кюфо, точнее, заставили покончить его самоубийством И вы прекрасно поняли это, но пригласили меня, чтобы с моей помощью свалить вину на кого-нибудь другого... "1 НИКОЛАЙ ДОРОЖКИН Калининград Московской области Память Из золота отлитый Посейдон Стоял века в столице Атлантиды. Но стало государство просто дном. Над ним плывут мурены и ставриды. И вместо неба — темная вода, И многотонный холод гидросферы. Текут соленой горечью года, Века, тысячелетия и эры. Но Посейдон из золота отлит, Его не разъедают соль и время. Ныряя, задевает брюхом кит Сияющее царственное темя. Но истукан недвижимо стоит — Ориентир для рыб и кашалотов. К его ногам ложатся на гранит Обломки кораблей и самолетов. Стоит старик — древнее пирамид — Со времени всемирного потопа. Ни бомбы взрыв его не удивит, Ни синее свеченье изотопа... И только раз — решил, что он во сне, Что это память призрак подослала, Увидев над собою в вышине Папирусную лодку Хейердала. j 55 |
