Техника - молодёжи 1993-08, страница 53

Гете, «живой предмет желая изучить», ученый сначала расчленяет его на составные части, «душу изгоняет»...

Булгаков утверждал, что вдохнуть душу, сотворить живой организм способен один лишь Бог. Так возникает образ вселенского Творца, не ушедшего на покой, а продолжающего свой труд: «Демиург в хозяйственном процессе организует природу, превращая ее механизм снова в организм, разрешая омертвевшие ее продукты в живые силы, их породившие..., превращает мир в художественное произведение, в котором из каждого продукта светит его идея, и весь мир в совокупности становится космосом, как побежденный, усмиренный и просветленный изнутри хаос».

Одно из своих творений Бог наделил не только разумом, но и творческими устремлениями. Человек «создает как бы новый мир, новые блага, новые знания, новые чувства, новую красоту,— он творит культуру».

Казалось бы: дерзай, Homo sapiens, «выдумывай, пробуй!» Стремись к наивысшему! «Будем, как боги!»

Однако отец Сергий предлагал учиться не только дерзаниям, но и смирению: «Содержанием хозяйства человека является не творчество жизни, но ее защита, воссоздание живого и натиск на омертвелое». Ибо наивысшее благо, основа для всего сущего — ЖИЗНЬ. Ее составной частью является косное вещество, а не наоборот. Не жизнь развертывается в пространстве и времени, а пространство и время обнаруживаются и проявляются как ее свойства.

В организме Вселенной присутствуют механические процессы, смерть. Но не ими определяется суть бытия. Лишенный горения жизни и света разума мир погрузился бы в вечную тьму и хаос, в нечто бессмысленное. Так для безумца перестают различаться прошлое и будущее, законы и беззаконие, даже мертвое и живое. Вне жизни и разума нет Вселенной!

В ответ на подобные рассуждения ученый волен привести гордые слова Лапласа, касающиеся Бога: «Я не нуждаюсь в такой гипотезе». Действительно, требуется конструктивный подход, максимальная математизация и определенность (даже неопределенность формализуется и выражается формулой, то есть включается во все ту же механическую систему понятий). А это не только возможно, но даже и желательно — без привлечения таких обобщенных философских (а то и религиозных) понятий, как всеобщая жизнь и мировой разум.

И все-таки, если не считаться с ограниченностью научного метода, попа-4 «Техника — молодежи» №8

дешь в положение сказочного персонажа, путающего куклу с живой девушкой. Теории, гипотезы, модели представляют собой иллюзорный, условный мир — творения человеческого рассудка, выражающие и отражающие почти исключительно механистическую ипостась мира — вторичную, второстепенную перед лицом жизни.

Примерно так в общих чертах можно пересказать взгляды Булгакова на земное хозяйство человека во вселенских владениях Бога, а также на познание Природы методом науки, которое, в принципе, тоже есть форма хозяйствования — но уже интеллектуального.

Ну, а как быть с материалистическим — безбожным — построением мироздания? Булгаков придерживался мнения Л. Толстого: «Материализм — самое мистическое из всех учений. Он в основу всего кладет веру в мифическую материю, все создавшую, все творящую из себя». Мистицизм этот довольно странный: он стремится лишить бытие главнейшего достояния — жизни — или, по крайней мере, изображает ее как нечто несущественное, случайное, приспособленное к мертвому механизму природы и лишь усложняющее и нарушающее его точно выверенную работу.

«В этом скорбном учении,— отметил Булгаков,— нашел выражение хозяйственный трагизм человеческой жизни... Над человеком тяготеет проклятие, говорит экономический материализм, ибо что же, как не проклятие, эта неволя разумных существ у мертвой, неосмысленной, чуждой нам природы, эта вечная опасность голода, нищеты и смерти. И это проклятие зависимости от природы порождает новое, еще злейшее проклятие, экономическое рабство человека, вечную вражду между людьми из-за богатства».

Материализм предполагает пребывание человека в полном и абсолютном подчинении механическому порядку природы. Даже история — прошлая и будущая — выстраивается в виде социального движения по единственно возможной траектории, подобно кружению небесных тел по выверенным орбитам. А познание законов мироздания имеет смысл только для того, чтобы ловче приспосабливаться к ним. «Осознанная необходимость» оборачивается духовной и физической кабалой, признанием своей полной несвободы.

Возникает вопрос: что же можно противопоставить такому мировоззрению, основанному — худо ли, бедно ли — на фактах и теориях? Безо

глядную веру в мир иной, прекрасный и утешительный? Увы, зыбкие создания нашей светлой мечты рискуют исчезнуть в столкновении с жестокой реальностью. Утопия хороша в размышлениях и мечтаниях, но, воплощаемая в жизнь,— слишком часто оборачивается крушением надежд и страшными трагедиями.

Так-то оно так, да разве простейшими схемами исчерпывается реальность? Разве допустимо забывать об ограниченности науки? (Между прочим, понимание и учет методологических границ обычно отличает профессионала от дилетанта. Первый знает область применения своих знаний.) Разве вера в то, что жизнь подчинена смерти, достовернее, чем вера в приоритет живого, разумного и организующего начала?

Кстати, теперь, зная учение о биосфере, созданное В.И. Вернадским, можно с полным основанием утверждать, что позиция, которую занимал С.Булгаков, получила научное подтверждение. К сожалению, до сих пор концепция биосферы остается фактически вне философии (если не считать сочинений Тейяра де Шардена). Это лишний раз подчеркивает Кризис механистического естествознания.

...Культура предполагает уважительное, если не благоговейное отношение к созданиям былых поколений. Существует преемственность знаний, обычаев, навыков, техники, произведений искусств, ритуалов. Люди ценят — и порой чрезвычайно высоко — талантливые изделия и сочинения, продукцию своего интеллекта, труда.

Что же тогда говорить о непостижимых и неповторимых созданиях Творца, определившего бесконечное разнообразие живой природы? Как следует относиться к Его искусству, благодаря которому в неизбывной красоте и обновлении присутствуют в окружающем мире созвездия цветов и соцветия звезд, облака и снежинки, деревья и птицы, травы и насекомые, каждый из нас?..

Человеку остается сознавать свои творческие возможности в земной среде обитания и свое младенческое бессилие перед миллионолетиями прошлого и будущего, космическими вихрями материи, неизбежностью смерти.

В этом нет ничего унизительного. Человек имеет возможность для самоутверждения и творчества не в противопоставлении себя Природе и в попытках «покорить» ее, но в постижении своей причастности к всеобщей жизни и высшему Разуму. Этому учил С.Н. Булгаков.

49