Техника - молодёжи 1999-03, страница 42

циозно спрыгнула на пол Золотые пластины с камнями плавно качнулись и снова легли на грудь прелестницы.

Я жестами показал девушке, что хочу ее сфотографировать. И она поняла мою мимику и жестикуляцию. Я фотографировал ее лежащей в футляре, потом сидящей на моем стуле, стоящей в разных позах. И она послушно их принимала. Мне даже стало казаться, что принцесса обладает даром телепатического прочтения моих мыслей

Наконец, пленка кончилась, и мы оба выдохлись. С неожиданной нежностью и благодарностью я обнял это царственное совершенство, и девушка ответила мне с не меньшей страстностью. Не раздумывая, уже плывя в экстазе нахлынувшего безудержного мужского желания, я снова стиснул принцессу в своих объятиях и крепко поцеловал ее в губы. Девушка ответила мне ответным жарким поцелуем. На долгое мгновение мы стали одним существом...

Казалось, мы выпили друг из друга весь воздух.

И вдруг раздался громкий хлопок, словно лопнул воздушный шар или камера футбольного мяча. Тело девушки в моих объятиях моментально потеряло свою упругость. Какое-то мгновение я держал в руках теряющую объем резиновую куклу. Одновременно лицо мое забрызгала мерзко пахнущая, едкая слизь.

Я, испугавшись, оттолкнул от себя принцессу. Ее тело, в движении, уже начало распадаться на мелкие клочки. Во все стороны летели брызги, кусочки сухожилий, мышц и костей. И вслед за этим возник слабо светящийся ореол существа, лишь отдаленно сохранявший женские формы. Уже через мгновение ореол расползся, превратившись в нечто медузообразное, осьминожье, размахивающее десятками призрачных щупалец, и эта тварь одновременно обхватила меня своими цепкими едкими присосками. Щупальцы залезли немедленно в нос, в рот, в уши, во все возможные и невозможные отверстия, немедленно проделав их в коже, и стали активно выкачивать из меня кровь, как маленькие помпы.

Не знаю, каким чудом, каким усилием мне удалось, наконец, сбросить с себя это чудовище, эту мерзкую тварь, вознамерившуюся выпить мою жизнь.

В сердцах я плюнул в ее сторону, затем сотворил крестное знамение и бросился наутек. Одно из щупалец ухватило за воротник куртки, но материя не выдержала двойного напора, затрещала, разрываясь, и только клок ткани остался у чудовища. Когда же я успел выскочить через входной проем, один из доблестных караульных, мгновенно сообразив, что внутри пирамиды происходит не просто неладное, а поистине ужасное, и заметив несколько выдвинувшихся из люка змееобразных щупалец, щедро метнул туда пару гранат и захлопнул массивную крышку; он едва не обрубил ветвящиеся отростки чудовища, втянувшиеся на тот момент, возможно, с целью перехватить смертоносные снаряды.

Глухой звук взрыва едва колыхнул крепко запертую крышку люка, но

каким-то образом, очевидно, оборвал тоненькую ниточку, еще связывавшую с телом мое сознание.

Меня, впавшего сначала в дикое неистовство, а потом в полную ка-татонию, туго спеленали на всякий случай мои же охранники и сразу же вывезли обратным спецрейсом в столицу. Лечение долго не давало никаких результатов, пока сегодня утром сознание неожиданно не вернулось ко мне и я не попросил свидания с лечащим врачом.

Он рассказал мне, в свою очередь, что взрыв гранат не только помешал твари выйти наружу, но, видимо, привел все приборы пирамиды в автоматический режим работы. Пирамида, дав задний ход, медленно поднялась над землей, плавно развернулась и всей своей треугольной массой резко взмыла ввысь.

Тварь в пирамиде, возможно, и уничтожена, просто погибла, не получив достаточного количества жизненной энергии вместе с кровью. А возможно, что она до сих пор кружит в своем массивном летательном аппарате, ожидая следующей реинкарнации.

Риталий замолк и спустя некоторое время уже с усилием продолжил:

— Но сегодня утром, когда вернулось сознание, я снова почувствовал на своем лице ее едкую слизь, ее мерзкое дыхание, ощутил упругое и цепкое покалывание ее щупалец. Она зовет меня в свой бессонный полет, и мне кажется, я смогу увидеть ее еще раз в прежнем прелестном облике алтайской принцессы, если напою ее своей кровью.

При этих словах глаза Риталия закрылись, как у цыпленка, лицо свела судорога невыносимой внутренней боли, он как-то обмяк и упал на пол, неестественно раскинув руки.

Я что-то закричал, вошли служители в зеленых халатах и почему-то в противогазах, занялись Ритапием, а один из подошедших отвел меня в кабинет главврача. Через полчаса мне сообщили, что Риталий Красовский умер, так и не приходя в сознание, от сердечного приступа и, согласно внутрибольничных правил, будет кремирован и распылен с самолета над Хованским кладбищем.

Меня также предупредительно отвезли домой. Сейчас я живу замечательно, пенсия моя действительно увеличилась в два раза, и, хотя 100 долларов для кого-то покажутся сущей мелочью, мне даже удается изредка откладывать пару-тройку зеленых бумажек с портретом доблестного Вашингтона на свои будущие похороны. Правда я еще не решил, как лучше распорядиться своим будущим трупом.

Меня также изредка беспокоит воспоминание, что брызги слюны Риталия попали мне на лицо, и порой я тревожусь, не развивается ли в моей крови возбудитель какой-то неизвестной космической болезни, не нажата ли пусковая кнопка космического вампиризма?

Или заразно само человеческое безумие, передающееся не только воздушно-капельным путем, но и через чтение?

До встречи в аду воображения, дорогой читатель! ■

Евгений Викторович Харитонов родился в 1969 г. Окончил филфак МП ГУ, служил в армии, работал в газетах, преподавал ^ русский язык и литературу в школе, редактировал книги в издательстве. Член Союза литераторов РФ, сотрудник журнала «Библиография», автор около двух сотен статей и очерков о рос-^п сийских и зарубежных произведениях фантастики, в том числе о кинофильмах, лауреат ряда литературных премий, учрежденных < объединениями писателей-фантастов. Опубликовал два сборника стихов и около двадцати фантастических рассказов, некото-.___. рые из них — в переводе на болгарский и венгерский. Предлагаемый рассказ на русском языке печатается впервые.

^ Евгений

ХАРИТОНОВ

БЕГИ, УРОД!

Почти каждый день, ближе к вечеру, я выбираюсь из своего укрытия в ск Черном лесу и крадусь к деревне.

Тут я присмотрел одно большое ветвистое дерево, в пышной кроне ^ которого меня совсем не видно. Только надо затаиться, сидеть тихо-тихо. Это мой наблюдательный пункт.

Нет, ничего плохого я не собираюсь делать. Я прихожу СМОТРЕТЬ. Там, в лесу, холодно и одиноко. Но вот если меня заметят — надо бежать. Быстро-быстро. Иначе — будет очень больно. Ведь я — чужой. Мама, когда была ЗЕ еще жива, говорила, чтобы я никогда не ходил к ним. Потому, что они ненавидят нас, уродов. Но мамы давно нет, ее убили, как и папу, как и всех других ш наших. Уже циклов пять не встречал я — даже в лесу — подобного себе.

Странно, я их вовсе не осуждаю. Я их боюсь. И все же очень часто _ прихожу сюда, чтобы смотреть на них Ведь это хоть какая-то связь с ^ миром, это лучше, чем одному в лесу.

Больше всего я люблю наблюдать за играми их детей. Они радуются. LU Они плачут. Мы тоже так играли... Но если мы умеем играть, ПОЧЕМУ

они нас не любят?! г> Я смотрю. И завидую им.

Потому что они — нормальные. Не такие уроды, как я. И потому, что у них есть мамы и папы. И их любят.

Мне больно и очень грустно. Хочется плакать. И я буду плакать, когда вернусь в свое логово. И ждать следующего дня, чтобы снова прийти О сюда — и смотреть. Только СМОТРЕТЬ...

Как хочется вдруг оказаться среди них своим! Быть таким же, как они. ^ Я ненавижу свое уродство. И я хочу ИГРАТЬ!

...Дети играют. О, какие они красивые! Они — правильные. Им весело. Мне тоже хочется вот так — весело. Но нет... Каждый раз я отгоняю эту мысль. И все-таки желания сильнее меня.

...А может, попробовать? Вдруг они стерпят, не испугаются.. И простят мне мое уродство. Ну что вам стоит! Это же только тело! А внутри я другой... хороший. Как вы!

Мои желания тянут меня. Я спускаюсь с дерева. Очень осторожно. Делаю шаг, другой. Страшно. Ух, даже ноги дрожат, и в животе что-то давит...

Делаю глубокий вдох и выхожу из-за кустов.

Тишина.

Они молчат. Смотрят на меня большими изумленными глазами. Это правильные глаза. А у меня — неправильные.

Я тоже молчу. Хочу сказать: «Не бойтесь меня. Я не сделаю вам ничего дурного. Просто давайте играть вместе!..»

Но язык не повинуется мне. И я молчу. Все тело мое молчит.

...Крик (или рев?) врывается в меня и рвет на части — это один из малышей заплакал.

Мой язык! Я должен что-то сказать!..

Молчу.

Все, сейчас появятся взрослые. Они убьют меня. Беги! Беги скорее, урод!

Но странное чувство держит меня на месте. Нет, не страх. Надежда.

Из домов на плач ребенка выбегают взрослые. В их глазах — ужас. В их глазах — отвращение. Одна женщина отвернулась. Кажется, ее стошнило. Неужели я и вправду столь отвратителен?

Мужчины замерли в нерешительности Все-таки и они нас побаиваются. Но вот один из них лязгнул клыками, на синих его губах выступила зеленоватая пена.

И я понял...

Я побежал. Не оглядываясь.

Я слышу рев и топот за спиной. Быстрей!

Их много. Один... два... пять... десять!

Я слышу их крики:

— Держи урода!

— Лови выродка!

— Не уйдешь, гнида!

Но я быстро бегаю. Им не догнать.

И все-таки я знаю: когда-нибудь они догонят. И убьют.

Потому что я — человек Возможно, последний человек на этой Богом проклятой планете. ■

ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ 3 99

40