Техника - молодёжи 2004-05, страница 47

хриплый рык, он с трудом заставил себя скрыться. Сознание многих чужаков звало его броситься на них и растерзать, изуродовать, уничтожить — но, вместе с тем, большинство их все же отказывалось верить собственным глазам. Удивительно, Иовер был, пожалуй, даже потрясен: странные существа больше верили своим подсознательным страхам, чем собственному зрению и слуху. И, как ни странно, это неверие спасло общину. В этот день черное чудовище больше не появлялось.

Встревоженные и напуганные «братья и сестры» собрались на совет перед кораблем. Несмотря на увещевания главы общины, шум не стихал — каждый старался высказаться, перекрикивая других. Скептики орали, что это чьи-то дурацкие шутки и пора прекратить безобразие, более трусливые и, наоборот, более отважные, требовали вооружиться и, выследив чудище, покончить с ним. Дети плакали. Тощий неопрятный мужчина, тряся нестрижеными свалявшимися патлами, взвыл:

— Это местный злой дух! Нужно принести ему в жертву девственницу! — При этом он выразительно посмотрел в сторону своей соседки и мстительно подумал: «Все равно проку от тебя никакого».

Полная аккуратная девушка в очках завизжала:

— Сумасшедший! Козел! Развратник! Все равно не пущу, и не смей скрестись по ночам у меня под дверью, ублюдок! Лучше к местному черту в лапы, чем с тобой, вонючка! — И при этом грустно подумала: «Привел бы себя в порядок и посватался, как положено, дурачок».

Иовер, скорчившись, рухнул на колени и обхватил «безобразную голову» «когтистыми лапами» — мысли путались, его разрывала необходимость соответствовать потрясающе разным образам и моделям поведения. Он поднялся, покачиваясь на непослушных ногах, ступни которых то и дело норовили превратиться в раздвоенные копыта, и, шатаясь, двинулся в сторону поселка...

— А ну, молчать! — взревел глава общины Никанор. — Слушать меня! Смотреть туда!

Дрожащий палец пастыря указал в сторону опушки. Оттуда неверными шагами приближался воплощенный ужас.

— Вот он! Вот он явился по наши души! Сатана, дух нечистый! Этот край, подобный Эдему, был мороком, дьявольским наваждением. За грехи! За грехи нам посланным! Во искушение! Дабы смутить сердца наши! И растлить дух наш! Так прочь же отсюда! Удалимся же, ни минуты не медля, и отрясем прах сей мерзкий с ног наших!

То ли призыв Никанора обладал такой силой, то ли зрелище медленно приближающегося Иовера подействовало на пришельцев — но они разом, толкая и отпихивая друг друга, бросились к сходням...

Глядя, как пламя в небесах теряет алый оттенок и превращается в белую слепящую точку, подобную миниатюрному Свету, Иовер искал решение... Можно, конечно, путем направленных трансформаций вывести абстрактно мыслящих «братьев и сестер» из представителей местной фауны. У Иовера был на примете подходящий зверек, шустрый и смышленый. На деревьях живет... Но на это потребуется несметное количество Светов. И все это время оставаться в чудовищно жутком облике? А может, ему повезет? И на поляну у реки опустится новый цилиндр, и в нем прибудут на равнину другие «братья и сестры», которые смогут увидеть его, Иовера, таким, каков он есть на самом деле? Большим, светлым, излучающим теплое золотистое сияние, подобное Свету, и с огромными белыми крыльями. С огромными белыми крыльями... о

ШШШ-1УШШ

Елизавета АФАНАСЬЕВА

Когда от меня ушел Крис, я хоть и огорчилась, но даже не подумала плакать. В конечном итоге, вместе мы пробыли всего три месяца. Крис оставил душераздирающее письмо, которое, я по прочтении, смяла и выбросила в ведро.

Но потом умер Пэт. Мой кот. Кажется, я ревела каждый вечер в течение месяца.

Пэт появился в нашей семье, едва мне исполнилось десять лет. Ему самому стукнуло пятнадцать, когда он ушел по тайной

кошачьей дорожке, не попрощавшись и не оставив ни записки, ни сувенира на память.

В любом состоянии — с разорванным ухом после весеннего загула или на дрожащих от старости лапах — он являлся к ужину и упрямо гремел тарелкой. Не обнаружив его однажды вечером, я поняла, что он ушел навсегда.

Я нашла его наутро в парке, под старым тополем. Похоронила там же, посадив на могилке кустики кошачьей мяты и валериану.

Пэт, слишком умный для того, чтобы казаться просто котом, из всей семьи выбрал меня и навсегда вручил мне свое маленькое, быстрое сердце, заодно выбрав в моем местечко потеплее.

С ним-то мы всегда чувствовали друг друга как сиамские близнецы. Например, когда среди ночи одному из нас приходила охота стащить из морозилки брикет ванильного мороженого, страстными поклонниками которого были мы оба, то другой тут же просыпался и спешил на кухню.

Когда мне пришлось уехать из родительского дома, вопроса насчет «прописки» Пэта не возникло, он путешествовал вместе со мной, пока я окончательно не определилась с местом нашего с ним жительства. Пэт обследовал новое жилье до самого дальнего уголка и одобрил.

Пока был жив Пэт, я ничего не боялась, ведь с вечера в доме всегда ощущалось его присутствие: слышался его солидный баритон, позвякивала тарелка по напольной плитке.

Можно, конечно, было настроить холодильник на голос Пэта, и он преспокойно выдавал бы ему порцию кошачьих консервов, но нам обоим нравился этот маленький ежедневный ритуал: по утрам есть хлопья из соседних чашек на столе. При этом Пэту не возбранялось прихватить ветчину с моего бутерброда, а я могла макать в его молоко крекеры.

Он гордо освоил катание на домашнем роботе-уборщике, доказав раз и навсегда, кто в доме хозяин. После обильного ужина, сыто урча на моей груди, он баюкал меня своими песнями, всегда одними и теми же, но почему-то не надоедавшими, а по комнате предпочитал передвигаться на моих плечах, уподобляясь пушистому воротнику.

А теперь вместо Пэта в доме поселилась тишина. От нее не спасали ни телевизор, ни музыкальный центр, ведь все равно их приходилось выключать на ночь... И тогда тишина возвращалась.

Пэт философски относился к появлению в доме мужчин: лишь бы те не выпивали его молоко и не пытались использовать кормушку как пепельницу. Он деликатно обходил их стороной, стараясь не соприкасаться с ними, будто понимал, что они — временно.

Самое печальное, что с его смертью это не изменилось. Никто не задерживался в моей жизни надолго. Может, потому, что я искала и не находила в них той уверенности и надежности, какие видела в Пэте. На столь сильную и искреннюю привязанность, по моему мнению, не был способен ни один из них.

Я привыкла общаться с Пэтом, как с любым из близких. И он пристально смотрел на меня, одобряя или не соглашаясь с тем, что я говорю. Иногда, когда его не было рядом, я обращалась к нему мысленно и всегда видела его серьезный взгляд. Потом, когда его не стало, эта связь не прервалась.

Мне предлагали чудных котят, но каждый раз, когда я брала в руки пушистый комочек, мне в спину с укором смотрел Пэт, и я понимала, что буду чувствовать его ревность всегда. Возможно, это прошло бы со временем, но пустой дом и спрятанная в дальнюю коробку синяя тарелка наводили на мысль, что я так долго не продержусь.

Докуривая уже восьмую сигарету за вечер, я рассеянно листала глянцевый журнал. На очередной странице мне в глаза буквально вцепился рекламный слоган Корпорации электронных товаров:

«Домашние животные — это проблема. Но только не электро-ПЭТ!»

Я вздрогнула, прочитав столь знакомое и дорогое мне имя. Кто посмел его использовать в какой-то жалкой рекламе? Подавив в себе неприятное чувство, я решила дочитать ее до конца.

«У Вас аллергия на шерсть?

Вы не любите вставать рано и бежать под дождем выгуливать собаку?

Вы не выносите кошачьих песен по весне?

ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ 5 2 0 0 4

10