Юный техник 1960-08, страница 78

— присоски, знаешь... магнитные присоски на башмаках зацепились за железо, и я никак не мог освободиться...

Спокойствие возвращалось. Я знал: нужно действовать немедленно. Метеорит разбил наш автомат так метко, что обнажил его атомное сердце — нонтейнер с радиоактивным вещестсом, — и Зорин, падая, всем телом прильнул к мощно излучающим обломкам.

— Что ты чувствуешь? — спросил я, подходя к нему.

— Не приближайся. — сказал он и отступил на шаг.

— Зорин!

— Я могу убить тебя. Надень защитный скафандр.

Я кинулся в другую кабину, надел тяжелый металлический панцирь. Я не мог застегнуть его на груди — так дрожали у меня руки. Когда я вернулся, Зорин полулежал в кресле.

— Что ты чувствуешь? — повторил я.

— Собственно говоря, ничего. — Он говорил с паузами, как безмерно усталый человен. — Когда я упал, то сразу увидел фиолетовое облако... пульсирующее облано... В глазах у меня потемнело... Там, у автоматов, я действовал почти вслепую.

— Ты меня видишь? — спросил я, подойдя.

— В тумане...

Я знал, что это значит. Жидкость внутри глазного яблока начала флуоресцировать под действием излучения. Индикатор на столе, на расстоянии двух метров, предостерегающе тикал: все тело Зорина стало радиоактивным. Должно быть, он получил огромную дозу.

— Волит у тебя что-нибудь?

— Нет, только слабость... и все уплывает...

Я взял его за плечи.

— Пойдем, ляжешь.

Он тяжело оперся на меня и двинулся к койке. Когда он уже лежал, укрытый одеялом, а я возился, перебирая запасы ленарств, мне было слышно, как он пробормотал:

— Глупо...

Когда я позже подошел к нему, он заговорил о каких-то сигналах, об автоматах, о «Гее». Я пощупал у него пульс: была сильная горячка. Я решил, что он бредит, и не обратил на его слова внимания. Вскоре он вовсе потерял сознание. За несколько часов я провел тщательные исследования; они показали, что пораженный костный мозг не вырабатывает кровяных телец. У меня было шесть ампул консервированной нрови, и я сделал ему пе-реливание, но это было каплей в море.

Поглощенный мыслями о способах спасти его, я совсем забыл о разговоре с «Геей».

Я рылся в справочниках, искал описания лучевых болезней. Чем больше я читал, тем яснее становилось, что Зорин обречен.

Перед самым рассветом меня, склонившегося над трионовыми экранами, вдруг свалил глубочайший сон. Очнулся я от железного грохота. Метеориты разбивались о крышу, давно уже был день. До вечера я не отходил от бесчувственного товарища, а вечером пошел наверх; но прием был таним плохим, что я улавливал только искаженные обрывки голосов.

«Это ничего, — подумал я. — Вызову автоматы, теперь они уже придут и исправят антенну».

Когда я подошел к панели управления, у меня мелькнула мысль, что автоматы не придут. Вызвать их можно только по радио, которое не действует. Нужно было вызвать их вчера, как только Зорин вернулся: тогда передатчик еще кое-как действовал. Но в смятении я забыл тогда обо всем. В первый момент у меня ноги подкосились от этого открытия, но я овладел собою и кинулся в шлюз. Когда я проходил чеиез каюту, Зорин окликнул меня: он был уже в сознании.

— Ты уже разговаривал? — спросил он. — Какие вести7

Я не мог сказать ему правду. Впрочем, завтра радио уже будет работать. Поэтому, догадываясь о содержании передачи по услышанным обрывкам, я реконструировал ее всю. Тотчас после того Зорин уснул, и я потихоньку выбралсп в шлюз. Я надел скафандр, замкнул шлем и уже собрался положить руку на рычаги, как вдруг меня поразила одна мысль: «А что, если я погибну и Зорин останется один, неспособный двигаться, слепой, беспомощный?»

С минуту я стоял, словно окаменев, а потом так же тихо снял скафандр и вернулся в кабину.

64