Юный техник 1968-11, страница 13

пять «помощников» никогда не ставят: расчеты говорят, что даже в самых тяжелых случаях трех «коллег» вполне достаточно.

Пусть у тебя есть 10 деталей, каждая с надежностью 0,8 (это означает, что 10 радиоприемников, в каждом из которых стоит одна такая деталь, доживут до конца гарантийного срока службы только восемь, а в двух она Выйдет из строя). Ты их все поставил в какой-то электронный блок. И что же? Надежность блока сразу упала до 0,11. Из 10 блоков лишь один проработает гарантийный срок! Скандал! Надежность упала до абсолютно неприемлемого уровня! И тогда ты параллельно каждой детали ставишь «помощника». И надежность сразу возрастает до 0,92, становится больше, чем у каждой детали в отдельности.

И все-таки абсолютной надежности достигнуть никогда не удается.

0,999 — даже такая цифра была бы идеальной. Добиться ее, правда, очень нелегко. Но у радистов нет сомнений, что она достижима.

СЛУШАЙ, ЗЕМЛЯ!

Итак, преодолев путь в миллионы километров, выйдя победителем в борьбе с помехами, радиодонесение космического разведчика приходит к Земле. Антенна-невод поймала его, и сигнал, пробежав по волноводу — посеребренной внутри трубе, — попал в бережные «руки» приемника. Радиолампы и транзисторы усиливают сигнал, очищают от «бороды» шумов. Что потом?

Песню, которая тебе понравилась, ты записываешь на магнитофон. А репортаж космической станции? Он ведь куда ценнее самой удачной песни. Конечно же, его записывают на магнитную ленту. И не на один магнитофон, а сразу на два-три (помнишь, что такое надежность?).

Но записать — это еще не все. Сигналы межпланетной исследовательской лаборатории не похожи на песню или голос диктора. Первый советский искусственный спутник летел, весело попискивая: «Бип-бип, бип-бил...» А ученые на Земле по этому писку судили о температуре на борту спутника, о давлении внутри блестящего шарика-корпуса. Они смотрели на ленты, по которым перья самописцев чертили графики температуры и давления.

Ты прочел слово «перья», и тебе сразу представилось перо твоей школьной ручки, бегающее по бумаге. Действительно, когда-то самописцы писали чернилами. Но сегодня вместо чернил они пишут электрической искрой. Лишь электричеству удается уследить за стремительным полетом космических кораблей.

Искровая «ручка» пишет не одним, а сразу несколькими десятками, если не сотнями, перьев. Они высунулись из «ручки» наподобие тонких зубьев гребенки. Они нависли над бумажной лентой призрачной, полупрозрачной крышей. Щелчок! Крошечная искра сорвалась с одного из зубцов, пробила бумагу. На бумаге остался след: темная точка. Снова щелчок! Опять точка. Щелчки сливаются в непрерывный треск — и на бумаге остается тонкая полоска следов, будто лиса пробежала по свежей пороше. График информации.

И вот уже длинные ленты графиков растянулись на столах. Ученые, конструкторы, радисты рассматривают их, сопоставляют, спорят... Идет экспресс анализ. Окончательный результат скажут через несколько часов вычислительные машины. Они учтут все искажения, которые претерпел голос датчика, продираясь через цепь многочисленных переводчиков, они сопоставят графики и выведут зависимости. И хотя все знают, что за эти несколько часов все равно ничего сверхъестественного не произойдет, каждому хочется хотя бы вчерне полюбоваться на то, что сделал он и его товарищи, услышать одобрительный или восхищенный возглас, высказать гипотезу, поделиться сомнениями. Кто хотя бы раз побывал на таких летучих «научных конференциях», никогда не забудет их живой, сердечной атмосферы. Не забудет тех замечательных людей, фамилии которых широкой публике до поры до времени остаются неизвестными.

2*

11