Юный техник 1973-06, страница 42

лив. Первые интеллектуальные автоматы чаще применялись в космосе, чем на Земле, в науке чаще, чем на производстве, то есть там, где вроде бы больше всего и прежде всего нужен человеческий ум. Но именно так протекала эволюция кибернетических автоматов, прежде чем удалось приспособить одного из них к рабо е, которая на первый взгляд не требовала никакого интеллекта. Но, как ни парадоксально, такая работа оказалась по силам лишь потомкам космических роботов, поскольку она была сопряжена с разносторонними дейстЕНями и самостоятельными оценками, — ведь чтобы поднять, скажем, окурок и оставить в покое лежащий рядом камешек, мало одной только пусть самой сложной, программы поступков.

Робот, глядя на лошадь, не испытывал никаких опасений, так как чувство страха в него не было вложено (слова «страх» и «чувство» тут вряд ли уместны, но в распоряжении человека пока нет понятий, которые бы точно описывали его состояние]. Зато импульс, .который человек называет любознательностью, был ему присущ, поскольку выполняемая им работа требовала навыков самообучения, а самообучение невозможно без любознательности. Если бы первой роботу встретилась кошка, то вопрос «а что это такое!» относился бы к кошке, ибо люди не посчитали нужным дать ему понятие о животных. Но так вышло, что первой он встретил лошадь. Возник же вопрос потому, что лошадь отличалась и от людей, и от предметов, от всего, с чем робот сталкивался и что привык считать само собой разумеющимся. Впрочем, это был не единственный и не главный толчок. Главным было то, что появление лошади поставило перед ним чисто профессиональную задачу: если «это» продолжит свое движение и очутится во дворе, то

должен ли я его убрать, поскольку это не человек и не стол, или это будет ошибкой!

Смущало робота и другое. Конечно, «это» едва ли было человеком, но «это», как и человек, дышало. Значит... Робот никогда не сталкивался с четырехногими разновидностями человека, но каждый день сталкивался с разновидностями предметов. Так, может быть, и человек подобно предмету, существует в разных обликах!

Он шагнул к лошади. Слишком резко! Лошадь шарахнулась и стала, готовая в любой миг умчаться.

Ее поведение многое сказало роботу! Он замер. Напряженно замерла и лошадь. Так, выжидая, они стояли некоторое время, одинаково бессловесные и не понимающие друг друга. Затем что-то подсказало роботу мягкий, как бы уводящий в сторону жест манипулятора, долгую паузу вслед за жестом и крохотный, неуверенный шажок к изгороди. Лошадь прянула ушами, но не двинулась с места.

Робот действовал не по наитию. У него был опыт общения с человеком, а всякий опыт общения включает в себя ускользающую от сознания часть, от которой во многом зависит успех контакта, даже если обе стороны владеют словом. Л если не владеют, то тем более. Самый явный и потому грубый пример такого рода — машинальный кивок при слове «да» у одних народов и такой же кивок при слове «нет» у других. И робот и лошадь общались с людьми одной и той же знаковой системы; и для того и для другого этот безмолвный язык был чрезвычайно важен — настолько же, насколько важен для их существования сам человек. Поэтому поведение робота успокоило лошадь, как если бы он подал ей тайный знак родства.

Но недоумение ее не рассеялось, случившееся только обостри

38