Юный техник 1973-06, страница 41

верх над суетой курорта. Впрочем, пошадь слегка манили темные просторы виноградников, которые начинались сразу за чертой отелей, запахи, идущие оттуда.

Так она пересекла пустынное шоссе и очутилась на краю поля с его прямолинейными рядами лоз. На мгновение, не более, в ее смирном сознании вспыхнуло желание шального бега, скока, необузданного прыжка все равно куда и зачем. Оно угасло, не успев окрепнуть, и потому, что сказалась долгая выучка сбруи, и потому, что впереди лежала четкая и чуждая геометрия поля. Лошадь еще медлила какой-то срок, а затем побрела обратно. Она шла мимо отелей, где спали люди, мимо кортов, погасших казино, через перелески, где неслышно опадал лист, и строй ее чувств снова был так же ровен, как ее шаг.

Он привел ее к мазанке с черепичной крышей, крыльцом, распахнутым сеновалом, одинокой телегой и колодцем во дворе. Дом и двор были крестьянскими, разумеется, только по видимости, поскольку имели ресторанное назначение, о чем не давали забыть столики под широким платаном, а также запахи жареного на ска-ре, то есть на решетке, мяса, молодого вина и всяческих деревенских приправ. Сюда не достигал свет фонарей и отблеск неона. Зрение лошадей оставляет желать лучшего, поэтому выступившая из темноты изгородь заставила лошадь остановиться. Тем более что она почуяла во дворе какое-то движение, присутствие там чего-то постороннего, по запаху машинного.

Все, с чем лошадь сталкивалась в жизни, давно обрело свое место и значение. Прежде всего и важнее всего были такие же, как она сама, лошади. Затем шли люди, существа почти столь же важные, но не такие понятные и близкие. Особо существовали машины, то шумные, то тихие, иног

да неподвижные, иногда стремительно бегущие; последние часто оказывались источником беспокойства, порой даже опасности. Все они оставались для лошади безликими, но значили больше, чем деревья, камни или птицы. Отчего все было так, как оно было, и делилось таким образом — этот вопрос не мучил лошадь.

Первым побуждением лошади, когда она обнаружила во дворе присутствие незнакомой движущейся машины, было желание уйти. Оно, однако, сменилось другим, едва лошадь разобрала, что машина странно похожа на человека тем, что двунога и держится прямо. Возникло знакомое, острое и волнующее противоречие, когда одна часть сознания тревожно напоминала, что все непонятное таит в себе угрозу, а другая терзалась любопытством — что же это такое суетится во дворе! Конечно, лошади было невдомек, что это сработал древний, более древний, чем сами лошади инстинкт эволюции, повелевающий опознать новое, даже если это сопряжено с риском, — ведь только так и можно приспособиться, следовательно, выжить в изменчивых условиях.

Машина во дворе тоже заметила лошадь и тоже замерла. Казалось, обеих, подобно току, соединил взаимный вопрос: кто ты!

На лошадь смотрело заведомо чуждое ей существо — экспериментальный робот-уборщик. Его присутствие там, где все имело вид старины, можно было счесть безвкусной шуткой или, наоборот, особым изыском. Дело, однако, обстояло проще. Уборка двора — занятие весьма трудоемкое и неблагодарное; значит, тут и уместней всего подвергнуть экзамену устройство, которое призвано везде и всюду избавить человека от хлопотных забот. Действовало оно, чтобы не портить антураж, только ночью.

Путь техники вообще причуд

37