Юный техник 1980-11, страница 39
щего пространства не меньше, чем кабина звездолета, на которую оно так непохоже. Но звездолетчик видит конец пути, когда он сможет покинуть корабль... Доктор думал, что Художник спросит: сколько ждать? И готовился честно ответить — не знаю. Художник подался вперед и сказал: — Спасибо. Я все понял. Я буду ждать. Но что ожидает это? — Он обвел рукой, показывая на картины побольше и маленькие, только начатые и уже законченные. И массу рисунков — акварелью, гуашью, разноцветными мелками и простым карандашом... Одна стена замкнутого мира была из толстого стекла; за ней открывался живописный ви/^ на заросшую камышом речную заводь со скамейкой на берегу. Но на холстах и листах графики бесконечно варьировались другие, исполненные внутреннего беспокойства пейзажи. Неземные растения. Чужое, тревожное небо. И лишь фиолетовые скалы заставляли вспомнить об игре солнца и тьмы в земных горах. Удивительно, но именно они, эти безжизненные камни, первыми протягивали ниточку родства между колыбелью человечества и далекой планетой... Художника часто навещали друзья. Они появлялись по ту сторону стеклянной стены. Мастер обменивался с ними шутками через переговорное устройство. Однако мысли его оставались далеко. И он рисовал, рисовал как одержимый неземные растения, небо и скалы. — Могли бы и не спрашивать,— укоризненно сказал Доктор. — Сами знаете, этот вирус погибает лишь при сильном нагревании. Холсты его не выдержат. Значит, они останутся здесь, пока не отыщется новый способ дезинфекции. — Который отыщется лет через сто... — Можно устраивать ваши вы ставки прямо здесь, разместив экспозицию у стеклянной стены. Предложение закупорить работы в оболочках из стекла или прозрачной пластмассы и в таком виде отправить в галерею, к сожалению, отвергнуто. Там картины неизбежно выйдут из-под нашего контроля, а, как вы знаете, иногда бьются даже небьющиеся стекла. Случись такое. — человечеству грозит огромная опасность. — Это верно, — подтвердил Художник. — Но я согласен на все, что угодно, только не на выставку здесь. Она лишний раз напомнит, что ни я, ни мои холсты, быть может, никогда не выйдем отсюда. Со своей судьбой я уже смирился. Но работы!.. Если я действительно так здоров, как сейчас себя чувствую, то, наверное, проживу еще долго. И картин накопится много. Зачем? Чтобы превратиться в экспонаты мемориального музея?.. Не хочу! Только рядом с работами других художников, рядом с их земными пейзажами люди смогут по достоинству оценить суровость и красоту далекой планеты, приблизиться к пониманию состояния, которое овладело мной и моими товарищами — звездолетчиками, когда мы ступили в тот мир. Вы же прекрасно понимаете, что никакие фотографии и показания приборов не в силах передать чувства... Только краски, линии и, наверное, слово. Но на слова, как вы знаете, я не мастер, а мои товарищи погибли... — Как врач я бы предписал вам работать в технике гравюры на каком-нибудь тугоплавком металле, — сухо сказал Доктор. — Знаю, вы предпочитаете ксилографию — гравюры на дереве, но дерево не выдержит нагрева, как и холст. Правда, я уже не раз советовал вам это... — А я, — подхватил Художник, — отвечал, что ваш рецепт страдает существенным недостатком: металл — это одно, а дерево — совсем другое. Оно род- 35 |
