Юный техник 1988-11, страница 27

Мое детство было, пожалуй, не очень богато внешними событиями. Жил в Москве, учился на Якиманке в 10-й казенной гимназии (после Октября 1917 года она стала перерастать в единую трудовую школу). Может быть, всегда вспоминал бы школьные годы как скучные, не появись в школе учитель Владимир Владимирович Вяземцев. Он был настоящий краевед, был влюблен в русскую историю, в Москву, сам исходил древний город вдоль и поперек, на уроках необыкновенно рассказывал занимательнейшие московские сюжеты, часами бродил с нами по переулкам и дворикам Замоскворечья, посвящая в течение давних и совсем близких событий. Это благодаря ему мы стали замечать своеобразие и красоту родного города, удивляться и любоваться многими домами, мимо которых еще вчера пробегали равнодушно. Именно тогда понял: чтобы жизнь человека стала яркой, он должен быть чем-то зажженным изнутри — идеей, чувством, делом. Вспоминаю свой класс. Нас было тридцать пять вихрастых, неуемных мальчишек и девчонок. Все разные. Но жили дружной семьей, спорили, враждовали и дружили, ненавидели ябед и подхалимов. И в этом — доля заслуг учителя краеведения Вяземцева.

И еще неизгладимое воспоминание детских лет, пожалуй, самое важное — духовное общение с отцом и дядей. И отец мой, Михаил Григорьевич, и брат его, Сергей, происходили из крестьян, с трудом великим получили высшее образование, мечтали о научной деятельности. Отец до революции работал провизором в аптеке, дядя служил в частной конторе. Отец увлекался химией, хоть и поздно, но проявил себя в науке, защитил кандидатскую. Сергей Григорьевич все свободное время отдавал энтомологии.

...Мне 12 лет, учусь в 5 м классе. С нетерпением жду возвращения отца с работы. После обеда и чтения газет переходим в гостиную. Зимние

сумерки создают атмосферу таинственности. Мы ходим не спеша по комнате, и отец рассказывает мне о великом многообразии жизни, о тайных процессах, протекающих вне нашего видения, которые творят чудеса, кстати, заряжают и нас энергией, позволяют ощущать всю силу и красоту живого, вечного. Часто рассуждения прерываются химическими опытами в кухне. И оба мы не перестаем удивляться колдовству Природы.

Сергей Григорьевич все свободное время проводил в своем кабинете. Там я находил прекрасные коллекции бабочек и жуков, дядя с увлечением рассказывал мне о принципах их классификации, увлекая мое воображение идеями Дарвина, необычными выводами Менделеева, гипотезами Уолса. Конечно, как каждый мальчишка, я с увлечением зачитывался книгами Жюля Верна, Конан Дойла, Фенимора Купера. Но, услышав приглашение отца или дяди «заняться делом», без сожаления оставлял книгу. Это не было небрежением к писателю или книге — страсть к самоличному познанию природы неизменно брала верх.

Лето семья проводила под Москвой на даче. В тесной комнатушке мезонина я создал свой музей есте ствознания. Здесь были мои гербарии, заспиртованные лягушки, ужи, на стенах висели причудливые коряги, вырезанные из дерева животные и птицы. В моем кабинете и сейчас стоит вырезанная из дерева «голова мыслителя» — я старался показать человека, смотрящего в себя, в глубь Природы. С ребяческих лет во мне звучала «музыка природы». Все — красивый цветок, букашка в полете, шум леса, отблеск луны в реке, грозные разряды молний, бешеный галоп скакуна, журчанье ручья — во всем я видел гармонию природы и как умел, в свои 12 лет, пытался понять ЖИВОЕ, суть его. Вот, наверное, почему, когда пришло время выбирать жизненную дорогу, сомнений не было: я поступил в Московский университет и стал биохимиком