Юный техник 1990-05, страница 46

телось. Пирсон твердо знал, что правая рука у него в порядке-ею он, по крайней мере, мог двигать. По поводу же всего остального у него были только мрачные предположения.

Если ему повезет — сильно повезет,— то, оперевшись одной рукой, он, может быть, сумеет повернуться на бок... Однако Пирсон даже не пытался. Иллюзии оставили его — наконец-то! — н перед самой смертью он вдруг стал реалистом.

Мнр, куда занесла его судьба, был совсем крошечным — не планета даже, а скорее очень большой астероид — и Пирсон мысленно попросил у него прощения за'тот ущерб что он, возможно, нанес, обрушившись на поверхность вместе с обломками корабля.

Однако он дышал, а значит, тонкая оболочка атмосферы оказалась более плотной, чем ему показалось с орбиты. Только его все равно никто не найдет. Даже полиция, гнавшаяся за ним по пятам, наверняка бросит поиски и на этом успокоится: не бог весть какой важный преступник. Даже и не преступник в общем-то, а так... Чтобы называться преступником, нужно нарушать законы. Слово «преступник» подразумевает опасность, угрозу. Пирсон же вызывал у общества скорее раздражение, зуд, как маленькое жалящее насекомое.

«Тем не менее я все-таки «дозуделся»,— подумал Пирсон и с удивлением обнаружил, что еще в состоянии смеяться.

Правда, от смеха он потерял сознание.

Когда Пирсон очнулся, едва-едва светало. Он совершенно не представлял себе, сколько на самом деле длятся крошечные сутки этого мира, и, понятно, не знал, сколько пролежал в беспамятстве. Может быть, день, а может, неделю — не человек, а живой труп Двигаться он не мог. Не мог даже дотянуться до концентратов в аварийном пайке, что приторочен (был во всяком случае) к штани не гермокостюма. Ничего не мог — разве что дышать разреженной атмосферой, которая пока поддерживала его жизнь... Другими ело вами, Пирсон уже начал думать, что лучше бы его разнесло на кус ки вместе с кораблем.

От голода он не умрет, цет. Жажда прикончит его гораздо раньше. Да, такие вот дела. Отныне Пирсон — живой труп. Как мозг в банке... Но времени, чтобы подумать о своей жизни, оставалось предостаточно.

Пожалуй, он всю свою жизнь был «живым трупом». Ведь нн к кому и ни к чему не испытывал он особенно сильных чувств и даже к себе относился, в общем-то, равнодушно. Никому никогда не делал добра, а для зла — для настоящего зла — у него просто не хва тало способностей. Пирсон безвольно тащился по жизни, не оставляя в ней никакого заметного следа.

Даже будь я деревом, устало думал Пирсон, от меня было бы больше прока. Интересно только, хорошее ли могло получиться дерево?.. Уж наверно, не хуже, чем человек. Хуже некуда... Он вспомнил себя в молодости — мелкий проныра, слюнтяй. Вспомнил, как юлил перец другими, более опытными и удачливыми преступни ками, надеясь пролезть в их компанию, прижиться в том обществе.

М-да, даже лизоблюд получился из него неважный. А жить честно

42