Вокруг света 1955-03, страница 16Орша. Дома рабочих и служащих льнопрядильного комбината. Автомагистраль Москва — Минск. Витебск. Вид на центральную города. не швыряли под колеса машины пыльные кепки, как это было на буйной Смоленщине. И косматые псы уже не мчались, сатанея от хрипа, вслед за проклятой машиной. В деревнях было пусто и тихо, — повсюду копали картошку. Мы остановились в лесной деревушке и зашли в хату попить молока. На пороге сидел на огромной железной цепи заплаканный щенок. Увидев нас, он полез спасаться в сени, повизгивая от страха и громыхая цепью. В хате висели на стенах колхозные плакаты. В углу стояла почерневшая прялка. Я тронул колесо прялки. Оно повернулось и жалобно заскрипело. И хозяйка-старуха пожаловалась, что вот уже много годов, как никто не ткет полотна, а прялками, как «ляльками», играют дети. Домотканное полотно было хотя и узкое и суровое, но очень прочное. Сколько сказок и песен родилось под шум прялки и свист метели за окнами, сколько открылось чистейшей народной поэзии. Мы забываем об этом. Забываем, что и пушкинские стихи «Буря мглою небо кроет» тоже были вызваны к жизни вечерами за прялкой: Или бури завываньем Ты, мой друг, утомлена, Или дремлешь под жужжаньем Своего веретена? Давно, еще в детстве, мне почему-то очень хотелось попасть в Витебск. Я знал, что в этом городе надолго останавливался Наполеон и что в маленьком местечке под Витебском жил художник Шагал. Во времена моей юности этот художник прогремел по всей Европе своими картинами из жизни давно уже исчезнувшего затхлого «гетто». Об этом художнике много говорили и спорили взрослые. Мне нравилась его картина «Парикмахерская в местечке». На картине были изображены кривая вывеска с пышно намыленным жгучим брюнетом во фраке, чахлый фикус и пятнистое, как ягуар, трюмо, похожее на окно в потусторонний мир, — так в нем все было искажено плесенью, разъевшей зеркальную амальгаму. Так случилось, что за всю свою жизнь я не встретил ни одного человека, который был бы родом из Витебска. Поэтому некая дымка таинственности окутывала в моих глазах этот город. Редко бывает, что наше представление о чеч-ипбудь совпадает с действительностью. Но с Витебском случилось именно так. Мы приехали в Витебск в сумерки. Закат догорал за Двиной. В позднем его оше холмистый город показался очень живописным. В памяти осталась овраш среди города, каменные мосты над ними, старинные здания бывших като лических или униатских семинарий, колоннады новых домов и ослепительные огни. Нигде я не видел таких ярких и напряженных электрических огней, как в Витебске. Но особенно был хорош Витебск вечерним оживлением своих узких и уютных улиц. В городе соединились черты запада и юга. В Витебске мы впервые вплотную столкнулись с шоферами. Началось с того, что наша старая «Победа» с утра не заводилась. Немедленно вокруг машины собрались шоферы со всех стоявших на улице машин, и начался митинг. У каждого шофера была своя теория насчет того, почему не заводится машина. Одни утверждали, что «садится аккумулятор», другие — что «отказало реле», третьи уверяли, что «ток замыкает на массу», четвертые доказывали, что наверняка засорился карбюратор, пятые сомневались в исправности трамблера, шестые, молча, но презрительно улыбаясь, чистили от нагара свечи, седьмые ссылались на мистические причины («Она постоит и заведется. Это она свой хар актер показывает »), восьмы е вообще что-то сосредоточенно щупали и крутили в моторе, пока, наконец, не пришел старый седой шофер и не сказал: «Даже ребенку ясно, что эту машину надо заводить «на прямую». Но каждый шофер, ковыряясь в моторе, все же не преминул сказать, что, откровенно говоря, лучшей машины, чем «Победа», нет на свете. И это нас утешало. Потом мы сообща толкали машину по главной улице Витебска под свист мальчишек. Но и это не помогло — машина не заводилась. Тогда шоферы остановили проходящий грузовик, он взял нашу «Победу» на буксир и начал неистово гонять вдоль одного и того же квартала. Тоща машина, наконец, завелась, «изрыгая (как пишут авторы научно-популярных романов) клубы белого дыма». Нам надо было ехать, мы торопились, но шоферы не отпустили нас, пока не протерли до блеска хмашину и не надавали нам десятки советов. В дороге было еще много встреч с шоферами и всяких мелких происшествий с машиной. Сейчас мне уже начинает казаться, что все без исключения шоферы северо-запада участвовали в починке нашей «Победы». При этом выяснилась одна из самых хороших черт шоферской профессии — любовь к автомобилю, как к живому су 14 |