Вокруг света 1963-03, страница 43

чил! Еще — может работать за гиперболоид инженера Гарина: световое лезвие, которое запросто срежет гору. Давление луча — был опыт — до шестисот атмосфер. Температура порядка восьми тысяч градусов...

— Слушай, а ты не из этой оперы? — Олег повертел перед глазами «Туманность Андромеды». — Я, например, еще в детстве не только романы, но и предисловия читал. Черным по белому печатали: идея гиперболоида научно несостоятельна!

— А моя бабушка читала в детстве, что не могут летать аппараты тяжелее воздуха! — вспыхнул Димка. — Это раз! И второе: не путай оптику с радиооптикой!

— Очень быстро время скачет, — вздохнул Искандер. — Мы тут два года снег пашем. Фантастику читаем. А может, там, на Большой, как говорится, земле, фантастика наша оседлана, взнуздана?

— Нет, вы погодите, — пробормотал вдруг Артем. — Ты сказал: световое лезвие? А если?..

Артем не мог дохнуть, туго зажатый волнением. И вдруг, подхваченный сумасшедшей радостью, вскочил с места, по-медвежьи обхватил Дим-кины плечи:

— Эх, ты! Слона-то не приметил!

— Слон в данную минуту испытывает мою мускулатуру на скручивание, — поморщился Димка, вырываясь из крепких рук. — Но что с тобой, Артемище?

— Сейчас узнаешь...

Слушали жадно, поглощенно.

...Изучать, измерять, накапливать

факты надо, но хотелось большего. Подальше от обычных маршрутов,

где добрым людям Ьродить без надобности, облюбовал Артем участок для опытов. Приплюсовал к своей нагрузке — изучать законы таяния, овладевать ими.

(«Один?» — «Пока один». — «Правильно это?» — «Нет, но слушайте дальше...»)

Солнце больших высот яростно, как в тропиках. Однако большую часть солнечной энергии ледник отражает в мировое пространство.

Белое — отражает, черное — поглощает.

Уже в древности приметил это озабоченный глаз земледельца, установил нехитрую зависимость. Таджикские крестьяне посыпали золой свои поля, торопя зябкую горную весну. В иных масштабах повторено было в наше время: самолет распылял над ледниками угольную пыль.

Артем начал с той же угольной пыли. Но одному за самолетом разве угнаться? В верховьях таяние снега шло скверно, лениво; и хоть воды на зачерненном участке прибавилось, она только ускоряла процесс превращения фирна в лед, цементировала его. А если и стекала — быстро уносила пыль... Ведро за ведром подчищая угольный склад, оттаскивал Артем — и без толку!

Но только ли зачернение льда — метод?

А водяная пушка — гидромонитор? А огневое бурение? Уже сконструированы портативные ручные термобуры. Вооружить ими отряд альпинистов... А если — ведь будет же это когда-то! — поставить на службу человеку укрощенную цепную реакцию?

Если, если!.. Артем одергивал себя: все это фантастика, ближе, ближе к жизни!

А фантастика сама пожаловала. Позвала властно: вот оно, новое, ищи, пробуй, испытывай! И Артем чуть не проглядел его, этот ни с чем не сравнимый по эффективности метод.

— По моей вине, — сказал Димка. — Надо было солидно, научно растолковать, что я наблюдая. В ключе Артема Васильевича.

— Ну, ладно, в ключе... Говорил мне один парень: «У тебя все хорошие качества есть, добавь еще одно — и будет уже крен в другую сторону». Вот и приобрел качество — не верить первой вспышке идеи: блеснула — обманет. И вышел крен...

— А перехвалил тебя парень, — хитро сощурился Олег. — Кстати, я его знаю. Брюки он носит только на восхождениях...

— Вот именно, перехвалил, — вмешался Димка. — Сейчас я буду тебя бить на твоей же территории, — сказал он мстительно. — За индивидуализм. За попытку решить проблему, не привлекая специалистов других отраслей.

— Будто я тебя не привлекал! — усмехнулся Артем. — А когда «заводил» на разные темы? Ты все и выкладывал. Ты ж прирожденный лектор, член Общества по распространению!

— Снимаю этот пункт. А отрыв от своего здорового коллектива?

— Признаю, — великан Артем, смутясь, даже как-то стал меньше. — Но прошу учесть мотивы: боялся вас перегрузить и... языков боялся. Ведь сам делал, и сам себе скидку давал: ребячество, тыканье пальцем в воздух. Не тому, мол, тебя учили...

— Если не тому, значит, неправильно учили! — Димка сжал кулаки. — Знаешь, по-моему, с этого и начинается старость: если человек только «от и до».

Глаза его светились, пылали раскаленные щеки.

— Знаете, братцы... Наука стала наукой, потому что без жалости отсекла от себя напластования вымысла. Но Земля, черт ее возьми, вертится! У нас на глазах потеснилась монополия фантастов. И сейчас ничего не поймешь в науке без самого смелого замаха. Сейчас наука — это дерзать!

Олег взял в кулак бороду, пряча усмешку.

— Только запомни, Димур, дерзать и дерзить — не одно и то же!..

Димка крутнулся к нему всем телом.

— А если забуду, шепни: Кумуш-Тау, Кумуш-Тау — алые снега...

37