Вокруг света 1963-10, страница 7

Через полчаса гость вернулся. Никитыч предложил ему свою койку:

— Подушка мягкая и белье чистое.

Но гость отказался от подушки.

— Привык, знаете, спать по-походному: мешок под голову — и спи на здоровье... Подушку-то себе возьмите.

Пришелец, положив под голову мешок, быстро уснул.

А у бакенщика стало тревожно на сердце. Добрый ли человек вошел в его дом? Почему не хочет расстаться с мешком? В баню взял с собой. И теперь улегся на нем. «Приютил, видно, ты, старый, чужака, — думал Никитыч. — Да и какие могут быть тут, у границы, родственники? Окрест на пастбищах только чабаны кочуют, а в горах одни зимовщики».

Как проверить? Заглянуть в мешок? Проснется. Самому пойти к пограничникам? Далеко. К утру только дойдешь до заставы. Да и «этого» спугнешь. Решил Никитыч дождаться рассвета: авось подвернется какая оказия.

Рассвело. Старик с ведром вышел на двор, постоял у двери, прислушался. Из дома раздавался храп. Бакенщик пошел к колодцу и стал ждать: должен же кто-то из чабанов проехать мимо.

Вот послышался топот коня на дороге. Подъехал всадник — молодой чабан. Никитыч схватил лошадь под уздцы и, задыхаясь от волнения, быстро заговорил:

— Чужак у меня в доме. Скачи на заставу.

— Далеко до заставы, Никитыч. Лучше я до зимовки доберусь. А оттуда свяжемся с пограничниками.

Чабан огрел плетью коня и ускакал к горам.

Бакенщик зачерпнул воды из колодца и вернулся домой. Гость уже не храпел. «Не спит, пожалуй», — подумал Никитыч, ставя ведро на место.

Долго скакал чабан на зимовку. А когда добрался, радиста дома не оказалось. Уехал по своим делам, рация — на замке. Что же делать? Рассказал обо всем его жене, Нине. Она отыскала переносный телефонный аппарат, надела на ноги «кошки» и полезла на ближний столб линии связи. Быстро подключилась к сети.

Пока на другом конце провода искали нужного абонента, Нина начала мерзнуть на ветру. А чабан все поторапливал ее:

— Скоро, что ли? Уйдет чужак-то. Что они там копаются?

Наконец услышала Нина голос связиста-пограничника.

Наряд с заставы подоспел к дому бакенщика вовремя. Взяли неизвестного прямо за столом.

А когда развязали мешок, на стол высыпались поддельные документы, пачки денег, оружие.

Восток

«Я ЖИЗНИ СЛУЖУ»

Они возвращались с наряда. Нарта наскочила на камни. Испуганные собаки вытряхнули седоков и умчались в снежную пелену. Меньшов разбил ногу, Силищев потерял в снегу рукавицы. Шли час, другой...

И вот Меньшов не выдержал — рухнул в снег. Иван поднял его.

— Больше не могу... Оставь меня, один ты дойдешь... — сказал Петр.

— Застава рядом. Идем!

— Оставь меня. — И Меньшов уткнулся в снег.

У Силищева пересохло в горле. Руки стыли без

рукавиц.

— Давай понесу. — Силищев приподнял его.

Меньшов вяло положил руки на его плечи. Иван

сделал первый шаг вперед.

Петр замерзал. Этого Иван боялся больше всего. Если уснет, то уж никогда не проснется.

— Знаешь, Петя, что означает по-гречески «Зоя»? — вдруг спросил он Меньшова. — «Зоя» — это «жизнь».

Петр крепче обхватил шею товарища...

— Ты не спи... Мы еще погуляем на твоей свадьбе, — обрадовался Иван.

Меньшов молчал. Иван снова заговорил:

— А как ты думаешь, Петя: что означает цвет наших погон? — И сам себе ответил: — Говорят, зеленый цвет — цвет надежды. Значит, не пропадем мы с тобой. А заплутаем — найдут. Собаки уже добежали до дома... В беде нас не оставят. Слышишь, слева океан шумит?

Петр не отвечал. Иван резко встряхнул его. Но товарищ не отзывался. Тогда Силищев нащупал рукой колено, которое повредил Меньшов, и слегка надавил его. И тут же услышал крик.

— Брось, Иван, — невнятно выдохнул Меньшов. — Хочется спать...

Силищев опять надавил на колено Меньшова. И опять, обрадованный, услышал крик.

— Слушай, Петя... Ты слушай меня... Выдюжим. Или нашу заповедь забыл: в беде товарища не бросать?..

Ноша за плечами Силищева становилась все тяжелей. Дыхание за спиной едва чувствовалось. Иван не давал спать Меньшову, хотя самого одолевала дремота. Руки давно закоченели. Ныла под тяжестью ноши спина. Ноги отказывались шагать. За воротник набился снег. Он таял, стекая по спине.

«Где ж ты, застава? И правильно ли мы идем?»

Иван шагал медленно, пошатываясь. Иногда останавливался, чтобы собраться с силами и одолеть напор ветра. Руки совсем занемели. Сначала пальцы покалывало, и он изредка шевелил ими. Потом они стали непослушными. Пробовал дышать на них — не помогает. А окоченевшими руками не поднять Меньшова, если сползет. Держать, держать его на спине!..

Временами он словно проваливался куда-то. Ему было тепло. С невероятным отчаянием Силищев выбирался из сладкого забытья, разжимал веки, встряхивал Петра и брел дальше.

Когда бессилие и апатия готовы были охватить его снова, Силищев вдруг распрямился, зажмурился, чтобы отогреть заиндевевшие ресницы: ему показалось, что впереди мелькнул огонек. Встряхнул головой: не галлюцинация ли? Нет! Гроздья робких, едва заметных светлячков взлетали вверх. «Нам ведь сигналят», — как-то уже безучастно подумал Иван.

...Силищева и Меньшова нашли недалеко от заставы.

Двое суток они лежали в лазарете без сознания. На третьи Силищев открыл глаза и увидел над собой отрядного доктора, державшего его забинтованные руки. Иван попробовал шевельнуть пальцами. Страшная боль пронзила тело. И пограничник слабо улыбнулся: целы, значит.

— А Меньшов? — спросил он.

— Тоже придется полежать. Я сделаю все, чтобы он встал на ноги, — ответил доктор. — А ты молодец. По-настоящему молодец.

— Как и вы, я жизни служу, — ответил пограничник.

Подборку материалов «Часовые жизни» готовили:

Б. БАЗУНОВ, Н. ЗАЙЦЕВ, В. ЛЮКОВ, Е. ФЕДОРОВСКИЙ.

ОТВАЖНЫЕ ПОГРАНИЧНИКИ ОХРАНЯЮТ МИР И ТРУД СОВЕТСКИХ ЛЮДЕЙ

5