Вокруг света 1965-04, страница 28

лучей солнца, создавались с учетом многих условий, в том числе и климатических. Но ведь в жизни арабской деревни сейчас многое меняется. Не прачечная, а общественное здание, где будет собираться все население деревни, должно стать культурным центром.

— А иначе что же получается?.. — слегка волнуясь, заметил главный инженер Володя Никитин. — В новые мехи нальем старое вино... В общем пусть решают хозяева...

Юсуф, технический руководитель стройки, и комендант лагеря строителей Урабах согласились с мнением советских специалистов.

Француз недоуменно пожал плечами.

— А кроме того, надо выбрать другую площадку для строительства, — продолжал Никитин. — Ровнее. С меньшим объемом земляных работ.

— Все это, быть может, и хорошо. Только воду вам придется тянуть с гор. А без воды здесь... — француз сделал выразительный жест. — Здесь с водой надо обращаться на «вы».

— Это верно. Но вот расчеты. Экономия земляных работ перекроет затраты на строительство водопровода.

— С вами спорить трудно. У вас тут все инженеры... — иронически заметил француз. — Делайте как знаете.

Вот после этого разговора и решено было создать группу проектировщиков. В отряде ее скоро окрестили Конструкторским бюро. Его возглавил Анатолий Егоян. Француз не был далек от истины, называя наших ребят инженерами. Они действительно были без пяти минут инженеры — студенты последних курсов строительных институтов. И конечно же, для них было не в новинку решение таких задач. Еще на третьем и четвертом курсах они делали проекты посложнее тех, что разработала французская фирма.

Первое время на строительной площадке еще появлялись французские инженеры. Но потом их не стало. Весь проект фирмы так и остался в эскизах. Строить по нему было нельзя.

Тогда и начались самые горячие дни и ночи для группы Егояна. Вся техническая документация, графики работ, проект общественного центра, разработка плана и рабочие чертежи — все легло на них.

А тут еще кто-то заметил:

— Братцы, что же это получается? Проектируем новую деревню, а в ней ни одной детской площадки.

— Ведь верно.. Две надо делать.

Так окончательно родился проект нового Уадиаса.

ДЕРЖИТЕСЬ, МАЛЬЧИШКИ...

Напиши мне, мама, в Алжир.

(Из письма)

«...Встаем мы рано, чтобы до самой жарищи успеть поработать. Иначе тут нельзя: в 11 такое начинается пекло, что носу не высунешь. Мы словно оказались на другой, более близкой к солнцу планете. Поэтому и приходится подыматься в пять утра. В шесть мы уже на работе.

Сейчас строим лагерь.

Наша московская группа ставит палатки, ленинградцы и киевляне строят склад и мастерские. Минчане долбят котлован для кузницы. Земля здесь сухая, твердая как камень. Все загорели.

Ты за меня не волнуйся. Аппетит у меня нормальный. Хотя мы больше пьем, чем едим. По три, наверное, литра лимонада выпиваем вместе с кус

кусом. Блюдо есть такое. Вроде нашей манной каши, только рассыпчатая и сухая. Ничего. Уже привыкли.

Кабилы — народ очень сдержанный. Мы сразу не поняли, как они к нам относятся. Но теперь идешь по улице, и каждый с тобой обязательно здоровается. Даже старики. Возьмут руку и к сердцу прижимают. Это самое дружеское приветствие у них.

Одеваются они, наверное, так же, как и сто, а может, и больше лет назад. Только чалму теперь носят нейлоновую. И у женщин на лице нейлоновая повязка до глаз. Но это в других районах Алжира, а в Кабилии женщины ходят с открытыми лицами.

Вечером, когда стихает шум, можно слышать характерное пощелкивание аистов. Они неподвижно стоят на одной ноге, точно кто-то взял и наклеил их на черепичные крыши. Чистое небо быстро темнеет. И на нем появляется большая луна. Тогда все вокруг покрывается серебром, начинают выть шакалы. Но мы уже спим. Завтра опять вставать в пять. Ты пиши мне почаще».

В день, когда было отправлено это письмо, пришла весточка с Родины. Письмо было с целины и кончалось 'так: «У нас трудно. Но вам наверняка труднее. Держитесь, мальчишки...

Валя и Галя, киевские студентки».

РУССКИЙ ТЕМП

Наших прозвали камарад «Давай-давай».

(Из дневника)

А стройка росла. Уже заканчивали фундамент первого дома будущей деревни, готовились к закладке первого кирпича, когда напомнила о себе Сахара

Сирокко дул постоянно, неторопливо. Мелкая песчаная крупа лезла в глаза, скрипела в зубах, сушила горло. Хотелось пить и пить. И куда-нибудь спрятаться, в какой-нибудь ледяной погреб. Но темп на стройке не падал. Врачу отряда Боре Шуркали-ну то и дело приходилось отправлять под навес тех, у кого пульс был свыше 150 ударов в минуту. Шли неохотно. Выпивали несколько стаканов грузинского чая и через 10—15 минут убегали из-под навеса, чтобы вновь взяться за работу. Даже те из них, кто был на целине, никогда не видали такого темпа. А работавшие вместе с нашими алжирские парни с изумлением повторяли:

— Русский темп... Камарад «Давай-давай». Ха-рачо!

Откуда пошло это камарад «Давай-давай», теперь сказать трудно. Одни говорят, что еще с того дня, когда снимали с трайлера трактор «С-100». Тогда дело долго не ладилось. И наши начали: «Раз-два, взяли!» Арабы подхватили: «Рас-два, зяли». И потом, когда трактор сдвинулся с места, понеслось наше «давай-давай».

Другие утверждают, что так подбадривали друг друга в бригаде Толи Богданова, строившей дорогу от лагеря к шоссе. Всего 700 метров было в ней. Но каждый метр — это десятки ударов киркой и ломом, это поездки за камнем в горы, это укладка тяжелых неровных булыжников.

Но может, пошло это от Коли Дьяченко? Возле его бетономешалки долго никто не задерживался. Серый от цементной пыли, с черными от пота бороздами на щеках, он крутит штурвал, и бетон заполняет одну тачку за другой. «Давай-давай!» — кри

26