Вокруг света 1965-10, страница 24

— Может быть, тогда «дорогой»?

— Дорогой, дорогой, — попробовала она кончиком языка между губ, как вишню. — О нет. Я буду так называть тебя, когда мы будем уже десять лет женаты.

— Ну, а «милый»?

— Милый, милый... Нет, мне не нравится. Как будто я тебя знаю уже давным-давно.

Автобус поднялся на холм. Еще две улицы, и у церкви, шпиль которой, взметнувшийся над крышами как ледяная игла, уже был виден, автобус повернет налево. Чем ближе они подъезжали к дому, тем несчастнее она себя чувствовала, и чем ближе к дому, тем веселее она болтала. Она старалась ни о чем не думать. Отстающие обои, холодный ужин с миссис Брюэр, завтрашний разговор с антрепренером и, возможно, снова работа в провинции, далеко от него.

Матер сказал тяжело:

—- Ты меня не любишь так, как я тебя люблю. Я тебя увижу только через двадцать четыре часа.

— И, может, позже, если я найду работу.

— Ты меня не любишь, просто не любишь.

Она схватила его за руку.

— Посмотри, посмотри на объявление.

Но оно исчезло раньше, чем он успел разглядеть его через запотевшее окно. «В Европе объявлена мобилизация», — легло камнем на ее сердце.

— Что там было?

— Снова об этом убийстве.

— Если бы это случилось здесь, мы бы его уже поймали.

— Интересно, почему он это сделал?

— Политика. Патриотизм.

— Ну вот мы и приехали. Не будь таким мрачным. Ты же говорил, что счастлив.

— Это было пять минут назад.

— О, — сказала она от всего своего легкого и тяжелого сердца, — в наши дни жизнь идет так быстро.

Они поцеловались под фонарем. Ей пришлось встать на цыпочки. Он внушал спокойствие, как большой пес, даже когда он был молчалив и туповат. Разве вы выгоните пса одного в такую темную и холодную ночь?

— Энн, — спросил он, — мы поженимся после рождества, правда?

— У нас ни пенни нету, — ответила она. — Ты же знаешь. Ни пенни... Джимми.

— Я получу повышение.

— Ты опоздаешь на дежурство.

— Черт с ним. Ты меня не любишь.

— Ни гроша, дорогой, — усмехнулась она и пошла по улице к дому № 54, молясь о том, чтобы достать денег. «Господи, пусть получится сейчас, на этот раз, быстро», — она совсем не верила в себя. Навстречу шел человек, ему было холодно и неуютно в черном пальто. У него была заячья губа. «Бедняга», — подумала она и забыла о нем, открыла дверь, поднялась к себе, поставила новую пластинку.

Человек с заячьей губой быстро шел по улице. Он не согревался от быстрой ходьбы. Как Кай в «Снежной королеве», он нес холод в себе. Хлопья продолжали падать, расплываясь в грязь на тротуаре, с освещенного окна на четвертом этаже падали слова песни. Человек не остановился. Он быстро шел по улице. Он чувствовал боль от кусочка льда в своей груди.

Рэвен сел за пустой столик в Корнер-хаузе. Он смотрел с отвращением на длинный список сладких холодных напитков, эскимо и ассорти, крем-брюле и шоколадного мороженого. Некто за соседним столом ел черный хлеб с маслом и запивал молоком. Он потупился под взглядом Рэвена и загородился газетой. Одно слово — «Ультиматум» — пересекало страницу.

Мистер Чолмонделей пробирался между столиками. Он был толст и носил изумрудное кольцо. Его широкое квадратное лицо опускалось складками на воротник. Он присел за столик Рэвена и сказал: «Добрый вечер».

— Я думал, вы никогда не придете, мистер Чол-мон-де-лей, — сказал Рэвен, раздельно произнося каждый слог.

— Чамбли, мой дорогой, Чамбли, — поправил его мистер Чолмонделей.

— Неважно как произносится. Я не думаю, что это ваше настоящее имя.

— В кон^е концов я его выбрал, — сказал мистер Чолмонделей и принялся листать меню, а его кольцо засверкало отражением перевернутых люстр. — Как насчет пломбира?

— Странно есть лед в такую погоду. Вышли бы на улицу, если жарко. Я не хочу терять времени понапрасну, мистер Чолмонделей. Принесли деньги? У меня ни гроша.

— Они здесь неплохо готовят «Девичью мечту», уже не говоря об «Альпийском блеске» или о «Славе Никербокера», — сказал мистер Чолмонделей.

— У меня во рту ничего не было с самого Кале.

— Дайте письмо, — потребовал мистер Чолмонделей. Он сказал официантке: — Принесите «Альпийский блеск» и стакан кюммеля.

— Деньги! — бросил Рэвен.

— В этом бумажнике.

— Они все по пять фунтов!

— Нельзя же заплатить две сотни мелочью. И кроме того, это меня не касается, — ответил мистер Чолмонделей. — Я только агент.

Его взгляд смягчился, когда он увидел малиновый пломбир на соседнем столике. Он с жаром признался Рэвену." «Я сладкоежка».

— Вы не хотите узнать, как все было? — спросил Рэвен. — Старуху...

— Что вы, что вы, — запротестовал Чолмонделей. — Я ничего не хочу слышать. Я только агент. Я не несу никакой ответственности. Мои клиенты...

— Неплохо вы их называете, — Рэвен презрительно сморщил заячью губу.

— Ну, скоро ли принесут мой пломбир? — пожаловался мистер Чолмонделей. — Мои клиенты замечательные люди. Это акты насилия... они рассматривают их как войну.

— А меня и старика... — начал Рэвен.

— В первой траншее, — он мягко засмеялся собственной шутке.

Большое белое лицо мистера Чолмонделея было похоже на экран, на котором можно показывать гротескные картины: кролика, человека с рогами. Маленькие глазки заблестели от удовольствия при виде мороженого, принесенного в высоком бокале.

— Вы очень хорошо поработали. Очень аккуратно. Они очень вами довольны. Теперь вы сможете как следует отдохнуть. — Он был толст, он был вульгарен, он был фальшив, но он производил впечатление большой силы. Мороженое капало у него

22