Вокруг света 1967-07, страница 12

и в 1682 году, когда их впервые увидел белый человек.

Затем почти на три века всякие отношения каража с внешним миром прекратились. Счастье их было в том, что они исстари жили на Бананале, отделенные частоколом джунглей и пространствами разливающихся рек от цепких взоров португальских переселенцев. Иначе бы их не минула судьба почти всех прибрежных племен, сгинувших в огне сахарной, кофейной и каучуковой лихорадок. Сколько людей жило в Амазонии? Столетие спустя после того, как конкистадор Франсиско Орельяна первым проплыл по Амазонке, лоцман экспедиции Педру Теикшейра писал: «Индейцев../ столь много по берегам, что пущенная вверх стрела падает не наземь, а непременно на голову кому-нибудь». Если же о населении Амазонии говорить не образными сравнениями летописца XVII века, а более привычным нашему времени языком цифр, то и в этом случае факт будет поистине поразительным: к середине XVII века в бассейне Амазонки обитало около двух миллионов индейцев. Поразительным потому, что сейчас их осталось не более ста пятидесяти тысяч.

Индейцы, сжившиеся с природой Амазонки, знали множество хитростей, частью перешедших к европейцам по наследству, частью утерянных безвозвратно, ибо варварство белого пришельца не могло распознать их пользы. Именно это, быть может, имел в виду великий моралист Мишель Монтень, когда писал в своих «Опытах»: «В народе индейцев нет ничего варварского или дикого, разве что каждый называет варварством чужие обычаи». Индейцы сажали табак, резали его и курили; они варили овощи в масле пальмы «бабассу», которое добавляют сегодня в состав маргарина; они жевали кору хинного дерева, чтобы уберечься от малярии; при головной боли они сосали кору ивы — сейчас из нее добывают салицилат для изготов-вления аспирина; они знали вакцинацию и умели предотвращать полиомиелит.

Однако они оказались бессиль

«В сердце Бразилии вас ждет остров Бананал, объятый двумя руками Арагуаи, что катит к морю свои тысячелетние тайны. Вас ждет девственный, первородный лес в том виде, как он выглядел на шестой день сотворения мира. Вас ждет гостеприимное племя каража — счастливый беззаботный народ, живущий охотой и рыбной ловлей. Среди них немало ремесленников, выделывающих знаменитые глиняные статуэтки, по справедливости ценящиеся среди искусствоведов и любителей... Нигде больше на свете вам не сыскать подобного ощущения свободы и безмятежного спокойствия».

Так народ каража сделался достопримечательностью и знакомство с ним вошло, так сказать, в стоимость билета.

Каража похожи друг на друга как родственники: мужчины, одни из самых высоких среди всех индейских племен, великолепно сложены, у них гармонично развитая мускулатура. Женщинам тоже никак не откажешь в привлека тельности. На щеках у всех каража от мала до велика — два кружочка, нарисованные соком растения жениапу необыкновенной стойкости: это знак племени.

Точно так же выглядели каража

ны перед оспой, сифилисом и туберкулезом, завезенными из Европы. Английский этнограф Дуглас Боттинг приводит цифры: к 1845 году каража было не менее ста тысяч, к 1908 году — десять тысяч, к 1939 — тысяча пятьсот человек. Сегодня на Бананале живет восемьсот десять индейцев каража.

В соответствии с программой Бюро путешествий, едва приземлится самолет, каража мгновенно извлекают на свет необходимый реквизит: надевают на голову пышный лори-лори — убор из тщательно подобранных перьев фламинго, вставленных в соломенный плетеный ремешок, стягивают джинсы и шорты, а бедра заворачивают в травяные повязки. Все это затем можно приобрести на память, подсказывает гид, но не просто так — подошел и купил. Нет-нет, каража после первых же волн туристского прибоя прекрасно усвоили, что по-настоящему туристы ценят не массовую продукцию, а уникальные экземпляры, те, что надо высмотреть самому и уговорить продать.

«Когда мы высадились на Бананале, — пишет Ив Мансье, французский журналист, которого голливудский режиссер пригласил играть авантюриста Лобана в своем фильме, — то долго сомневались, как расплачиваться с людьми племени. Не могли же мы в самом деле давать им стеклянные бусы. Но подошедший вождь, безукоризненно говоривший по-португальски, рассеял все сомнения. Он прекрасно знал курс доллара и потребовал по пятьдесят крузейро в день за каждого мужчину и по десять за ребенка. Танцы и церемонии должны были оплачиваться отдельно...

Один из каража, — рассказывает дальше Ив Мансье, — повел меня к паже — колдуну. Тот сидел в своей хижине на циновке, расстеленной на земляном полу, и скоблил ножом какой-то предмет. Обернувшись на мою тень в проеме, он сделал такое движение, будто собирался что-то спрятать от меня, но, увидев, что уже поздно, улыбнулся и пригласил войти, сесть рядом.

— Ты знаешь, что это такое? — спросил он.

— Нет, конечно.

— Это черный лук... Только забудь о том, что ты его видел.

Я уже знал понаслышке о магическом всевластии черного лука паже. Если колдун вставит в него стрелу и назовет чье-то имя, этот человек должен будет умереть. Правда, человек должен узнать, что над ним тяготеет проклятье. Если же не узнает, то с ним ничего не произойдет. Однако случайно (а колдуну нетрудно устроить такую случайность) жертва всегда узнает о том, что должно с ней произойти, и впадает в черную меланхолию. И действительно, по истечении какого-

ю