Вокруг света 1968-02, страница 33

Воздух сворачивался, как молоко, растекался, как рекламные краски при включенном на балконе ограждении.

Мне почудилось, будто в комнате зазвучал еще чей-то голос.

— Подумайте, — шептал мистер Филд, — вас с детства приучили надеяться на невозможное. А здесь мы даем вам невозможное. Здесь вы обретаете счастье. И плата совсем невелика, расходы окупаются сторицей. Здесь, друг мой, вы познаете жизнь, полную блаженства. Здесь рай.

В свернувшемся воздухе передо мной стояла Ниобея Гей. Она улыбалась мне.

Самая прелестная женщина на свете. Олицетворение всех мечтаний. Богатство, слава, счастье, здоровье, удача. Много лет мне штамповали мозги, приучали стремиться к этим недосягаемым целям и верить, что все это слилось воедино в образе Ниобеи Гей. Но никогда прежде я не видел ее так близко, в комнате, ощутимую, живую и теплую, она дышала, она протягивала ко мне руки...

Разумеется, это была всего лишь проекция. Но проекция — совершенство. Полностью воссоздающая все осязаемые и зримые детали. Я вдыхал ее аромат. Я чувствовал, как она обвила меня руками, как ее волосы коснулись моей щеки. Я испытывал те же ощущения, что и тысячи других мужчин, целующих ее в своих подземных комнатушках. И лишь эта мысль, а вовсе не сознание утраченной реальности заставила меня оттолкнуть ее и отступить назад. Но красавице было все равно. Она продолжала обнимать воздух.

И тут я понял, что не осталось больше средства проверить, в здравом ли ты уме — невозможно отличить поддельное от настоящего. Ты теряешь последнее средство проверить, не лишился ли ты рассудка, если иллюзия вторгается в жизнь, и можно касаться, осязать и держать в объятиях рекламное изображение, словно живую женщину. Больше нечем защититься от мира подделок.

Я смотрел, как Ниобея Гей осыпает ласками пустоту. Видение, воплотившее все прекрасное, все самое желанное на свете, ласкало пустоту, словно живого человека.

Я открыл дверь и вышел в коридор. Мистер Филд ждал меня,

изучая записи в своем блокноте. Надо полагать, глаз у него был наметанный — одного взгляда ему оказалось достаточно; он только пожал плечами и кивнул.

— Что ж, на всякий случай вот моя визитная карточка, — сказал он. — Многие, знаете, приходят снова, хорошенько поразмыслив.

— Не все, — возразил я.

— Да, не все. — Он стал серьезным. — Некоторым, видимо, свойственна природная сопротивляемость. Быть может, вы из таких. И тогда мне вас жаль. В мире царит полная неразбериха. Винить, конечно, некого. Стараемся выжить, а по-другому не умеем. Вы все-таки подумайте. Быть может, потом...

Я спросил:

— Где моя жена?

— Вон в той комнате, — показал он. — Извините, я не буду вас ждать. Дел по горло. Лифт вы найдете сами.

Послышались его удаляющиеся шаги. Я прошел вперед, постучал в дверь, подождал. Ответа не было.

Я постучал снова, сильнее. Но стук получался слабый, глухой и в комнату, видимо, не проникал. Да, в раю неустанно пекутся о клиентах.

Тут мне бросилась в глаза металлическая пластинка на двери. Вблизи я легко разобрал на ней надпись: «Запечатано до 30 июня 1998 г. Оплачено полностью».

Я быстро подсчитал в уме. Да, она уплатила все деньги, все восемьдесят четыре тысячи долларов. Этого ей хватит надолго.

«Интересно, что она предпримет в следующий раз?» — подумал я.

Стучать я больше не стал. Я направился в ту же сторону, что и мистер Филд, увидел лифт, поднялся наверх и вышел на улицу.

Ступив на быстроходный тротуар, я покатил по Манхэттену. Рекламы вспыхивали и вопили. Я достал из кармана затычки и сунул их в уши. Шум прекратился. Но объявления по-прежнему вертелись, слепили, бежали по фасадам домов, огибали углы, льнули к толстым стенам. И куда ни глянь, всюду маячило лицо Фредди Лестера.

И даже когда я закрывал глаза, это лицо горело у меня под сомкнутыми веками.

Перевела с английского НИНЕЛЬ ЯВНО

ВОРОБЕЙ ПОБИВАЕТ САМБУ

Жоаким Фриш, инженер из Сан-Паулу, проводил свой отпуск в амазонских зарослях. Нагруженный тяжелым снаряжением, бродил он по лесному бездорожью, внимательно слушая голоса птиц.

Мало кто из специалистов так знал певчих птиц сельвы, как этот орнитолог-любитель. В его коллекции пели, щебетали, свистели, трещали, курлыкали (само собой, на магнитофонной ленте) сотни бразильских птиц. Но лишь одной не было — и это не давало инженеру покоя.

Птица эта, уира-пуру, воробей-музыкант, — любимый герой индейских сказок. Какие чудеса только не творит уира-пуру в сказках! А вот существует ли она на самом деле? Ведь голос ее слышали только индейцы.

...Однажды на берегах реки Акри индеец-проводник неожиданно остановил Жоакима резким взмахом руки: «Уира-пуру!» Фриш не услышал ничего, почти ничего. Но мгновенно установил свой магнитофон. Так появилась слабая, неразборчивая запись голоса воробья-музыканта.

Фриш знал, что у птиц такая песня — нечто вроде официального заявления: «Этот участок мой!» Знал он и то, что после такого заявления самец уже не потерпит никакой конкуренции.

Поэтому Фриш проиграл песенку на магнитофоне, значительно усилив звук. Услышав это, оскорбленный уира-пуру немедленно прилетел, чтобы задать трепку незваному пришельцу. В поисках соперника уира-пуру носился взад-вперед, пока, наконец, не уселся в каких-нибудь двух метрах от Фриша. Потом он издал свой боевой клич и вновь запел. На этот раз запись получилась четкой и разборчивой.

Двадцатиминутная лента с песенкой воробья-музыканта убедила всех орнитологов в существовании легендарного уира-пуру. А пластинка «Голоса леса», где бразильский воробышек выступает как солист, стала настоящим бестселлером — она разошлась миллионным тиражом, затмив даже карнавальные самбы.

Б. СИЛКИН

31