Вокруг света 1968-09, страница 16

К аЖется, все написано. Окончились тревоги и газетные сообщения. И наступило время новых тревог. Есть ли смысл возвращаться к пути пройденному?

Есть. Уже 'плывет «Щелья-2» с Дмитрием Буториным и радистом Александром Сомки-ным на борту. Плывет и потому, что когда-то плыла «Щелья-1». Ее путь был началом, пробой. Что же из этого похода осталось в памяти пловца, когда плавание уже окончилось? Не это ли, отложившееся прочно и надолго, заставило Буторина начать новый путь на восток?

Буторин не любит говорить о предстоящем. Он помор, по его мнению, надо идти, а потом уже рассказывать. Поэтому он предоставляет возможность нам всем увидеть свои планы и в коротких, едва заметных словах и, главное, в том, что он уже однажды пережил. Так видит он сам

НАДИР С А Ф И Е В, наш спец. корр.

на гревне весны

д азыскивая дом Дмитрия Андреевича, я уви-дел перевернутый и накрытый брезентом 9 карбас. В том месте, где брезента не хватало, бросались в глаза белые, написанные грубой кистью буквы: «ЩЕЛЬЯ». С перил крыльца свисал алый парус, под которым Буторин прошел от Архангельска до Мангазеи, и в глубине двора в сумерках угадывалась торчащая из сарая мачта. И во всей этой улице, где возле дальнего дома виднелась старая лодка, и в самом облике прочных аккуратных домов и дома Буторина тоже чувствовался спокойный и размеренный уклад жизни по моров...

Буторин назвал карбас «Щелья». Щелья — это обрывистый каменистый берег. И в самом карбасе было что-то от этого каменистого сурового края. Карбас не был красивеньким, он был грубым и надежным, всегда имел вид рабочей посудины.

Когда я вошел в дом Дмитрия Андреевича, Буторин чертил на длинной, свисающей со стола

карте свой маршрут. Закончив кружком вьющуюся вдоль арктических берегов ленту, лента уходила вниз но реке Таз, Буторин написал возле кружка: «Мангазея» — и проговорил специально заготовленную фразу:

— Об этом я мечтал с детства.

Шум в передней усилился, и, наконец, оттуда донеслось простуженное покашливание. В дверном проеме появился невысокий, коренастый, с седым коротким ежиком волос человек, и Буторин, обернувшись к нему, заулыбался и встал. Они обнялись, похохотали и сказали друг другу всего несколько слов, а вошедший уже успел спросить — в ©тих скупо сказанных нескольких словах — о походе, Буторин — рассказать о нем, и им осталось только посидеть вместе, выпить, поговорить о доме, о намерениях.

Казалось бы, Дмитрий Андреевич сказал всего одну фразу: «Да, где не было льда, я рубил». Но если расшифровать ее, то приблизительно это бу

14