Вокруг света 1969-08, страница 33

выбросил вперед и нащупал следующий уступ, правой отжался от скалистого основания трещины-хода и подтянулся на полметра вперед. Еще раз, теперь уже отталкиваясь ногами, продвинулся сантиметров на тридцать... Гидрокостюм противно скрипел, задевая за скалистые клыки. «Пожалуй, метров шестьдесят-семьдесят прошли», — прикинул Владимир и тут же уперся каской во что-то мягкое. Посветил фарой — подметки Мартюшева...

— Боб, отдыхаешь?

— Ага, вспотел немного. — Боб говорил словно в трубу. Потом он быстро подвигал ногами, подбирая их под себя, и спросил: — Как думаешь, метров сто пятьдесят одолели?

У Географической было два входа — Нудный и Основной, где, если не считать известного «трамвая», можно было выпрямиться в полный рост. Но «трамвай» по сравнению с мытарствами хода Нудного был прогулочной дорожкой, потому что был короток. Длина же Нудного около шестисот метров. И каких метров! Все их надо было пройти боком. В довершение всего Нудный был изломан 199 поворотами...

Конечно, можно было бы топографам воспользоваться более легким Основным ходом. Но, подумав, решили, что этот ход лучше отдать полностью в распоряжение штурмовой группы экспедиции. Вдруг что-то из необходимого снаряжения придется спускать под землю, или случись какая беда, потребуйся срочно внизу спасотряд, — нет, лучше иметь Основной ход все время свободным. Вот почему они трое и штурмовали эти шестьсот метров, обдирая о камни гидрокостюмы и чертыхаясь.

Непроницаемо черный ход уводил топографов все глубже и глубже. Но вот, наконец, они выбрались в галерею, где встречались оба хода. Отсюда начиналась дорога, по которой только что прошла штурмовая группа.

Топографы миновали Глиняный зал, высокий, гулкий, как в церкви, и оказались у первого лаза, до потолка заполненного водой. Сифон. До сегодняшнего дня ни один человек не был за этой преградой. Сейчас уже за сифоном шли ребята из штурмовой группы.

Метров семьдесят топографы карабкались под водой, хватая ртом воздух в редких пазухах — воздушных карманах. За первым сифоном их ждал глубокий колодец. Мартюшев осветил его отвесные стены: блеснули дюралевые ступени — лестница была заботливо отведена из-под водопадов и прикреплена к стене шлямбурными крючьями.

Колодцы чередовались с узкими трещинами-ходами. Своды трещин, темно-серые стены известняка, однотонные даже под лучом фары, действовали угнетающе. Наконец топографы догнали штурмовую группу. Ребята молча стояли перед вторым сифоном.

Он был страшен и красив. В огромную крутую трещину, разорвавшую пласты известняка, устремлялся поток. Он не был похож на обычную подземную речку или ручеек, которые бегут не торопясь в вечном мраке и тишине и то и дело разливаются мертвыми озерами. Здесь, перед вторым сифоном, вода, словно беря разбег, вписывалась в поворот каменного русла и потом сразу бросалась по наклонному дну — в трещину. Так на трековых гонках велосипедисты замирают на секунду на борту бетонной чаши и затем сломя

голову, бешено раскачиваясь в седлах, срываются вниз...

Игорь Ефремов готовился нырнуть в трещину: если за сифоном обнаружится продолжение галереи, Географическая, может быть, побьет рекордную глубину Назаровской пещеры на Кавказе — 330 метров

«Топотройка», пожалев, что штурм сифона увидеть не придется — ждала работа, — медленно отправилась наверх, в обратный путь. Теперь к обычным трудностям подъема прибавились тяготы подземной топосъемки.

Никто из них троих не был профессиональным топографом. Владимир, к примеру, кандидат физи-ко-математических наук, сотрудник Института кристаллографии, еще лет двадцать тому назад и не представлял, что вот так будет ползать по пещерам, тянуть мерную ленту и брать отсчеты компаса. Вначале ему казалось, что знания и технику топографов и маркшейдеров без труда можно приспособить и для съемки пещер. Но оказалось, что громоздкую технику под землю, в узкие лазы и в колодцы с камнепадами не затащишь. И спелеологам пришлось разрабатывать собственную методику топосъемки пещер, модернизировать и приспосабливать к подземельям приборы, искать формулы, с помощью которых можно было бы определить объем сложнейших полостей. Топографические планы нужны были и спелеологам, и строителям, и ученым-карстологам.

Конечно, и после того, как методика была разработана, лазанье по вертящимся тросовым лестницам с сорокаметровой пластиковой трубкой водяного нивелира и мерным пузырьком не становилось слаще. Зато потом, словно в награду, где-нибудь у стола чертежников, можно было разом увидеть всю пройденную пещеру, памятную живыми деталями: водопадами, дворцовым великолепием сталактитовых залов, шепотом ручьев и жемчужной капелью...

Правда, Географическая ничем особенным, кроме своей глубины, порадовать не могла. Была она гола и промыта бешеными потоками, продута сырыми сквозняками. Французы такие пещеры называли «пропастями». У нас их нарекли «шахтами». И то и другое название к Географической шло: местами она и правда выглядела как рудничная шахта и дышала холодной бездной. Уже потом, после экспедиции, топографы вычертили ее схему: рисунок напоминал веревку со многими извивами; линия шла то перпендикулярно, то параллельно поверхности.

...Владимир вылез из очередной щели. Поднял фару — свет уперся в пустую темноту. Колодец. Словно труба... По стене змеилась лестница, рядом покачивалась мерная лента: Мартюшев только что поднялся по качающимся ступеням.

Ощущение пространства, которое давал колодец, действовало успокаивающе. Нет, Владимир никогда не испытывал приступов клаустрофобии — боязни закрытого пространства — и знал о таких вещах только по рассказам. Ему самому не раз приходилось читать лекции в школах юных спелеологов; и он обязательно начинал свой рассказ с перечисления тех «боязней», которых не должно

¹ Недавно титул рекордсмена по глубине (в нашей стране) был передан новой кавказской пещере — Октябрьской. Глубина ее, как установили исследователи, — 400 метров.

31