Вокруг света 1969-09, страница 56

В дереве оживали рыбаки, добывающие рыбу из-подо льда, охотники, сдающие шкурки пушистых соболей, оленеводы, пасущие стада оленей, мир людей, их древняя земля, где, как и раньше, на заре токуют глухари, резвятся белки на ветвях, храпят в берлоге медведи. И таежные речки бегут к Оби. А великая Обь плавно, не торопясь, несет свои воды на север, к самому Ледовитому океану. И рыбы плещутся, как много веков назад. А бобры валят столетние кедры и строят хаты, сооружают плотины, купаются в своем «море». Бобры (о, какой у них ворсистый золотистый мех!) появились снова в таежных речках. Они так же катаются с гор, ловят на прозрачных струях юрких рыб. И медведь не ушел из тайги. Куда ему, зверю, уходить?! И хотя манси уже не считают его хозяином тайги и знают себе цену, но все же медвежий праздник справляют. Правда, не всюду, а в самых глухих таежных деревнях.

В деревне Ломбовок, где живет Петр Шешкин, можно и сейчас побывать на представлениях, загадочных и таинственных, где сказка и жизнь слились, играя, в одну игру. Это не праздник охотников, а народный театр. Своеобразный театр. Большое искусство народа. Об этом еще Лев Николаевич Толстой говорил

Вот его слова: «И недавно я прочел рассказ о театре у дикого народа вогулов¹ Одним из присутствовавших описывается такое представление: один большой вогул, другой маленький, оба одеты в оленьи шкуры, изображают — один самку оленя, другой — детеныша. Третий вогул изображает охотника с луком и на лыжах, четвертый изображает птичку, предупреждающую оленя об опасности. Драма в том, что охотник бежит по следу оленьей матки с детенышем. Олени убегают со сцены и снова прибегают. Такое представление происходит в маленькой юрте. Охотник все ближе и ближе к преследуемым. Олененок измучен и жмется к матери. Самка останавливается, чтобы

'Вогулы — старое название манси.

РЕКА В ОКЕАНЕ

Т со стр. 35

Он и поныне лежит на глубине трех с половиной тысяч метров, и, несмотря на лакомую золотую приманку стоимостью в двадцать пять миллионов долларов, что покоится в сейфах кают-компании, фирмы, занимающиеся подъемом затонувших судов, бессильны что-либо сделать с этим мастодонтом.

Пока золотоискатели ныряют на дно океана или умирают от тропической лихорадки на островах Вест-Индии в поисках пиратских кладов, в Атлантике ежедневно работают драги, приносящие тысячи тонн золота, или платины, или серебра, — сравнить можно с чем угодно миллиарды искрящихся на солнце рыбьих чешуек, что мелькают перед глазами рыбака каждый раз, когда трал поднимают на борт и в трюмы траулера сыплются груды сокровищ, ибо как не назвать сокровищем рыбные богатства Атлантики! Конечно, это не те клады, которые обогащают их владельцев.

передохнуть. Охотник догоняет и целится. В это время птичка пищит, извещая оленей об опасности. Олени убегают. Опять преследование, и опять охотник приближается, догоняет и пускает стрелу. Стрела попадает в детеныша. Детеныш не может бежать, жмется к матери, мать лижет ему рану. Охотник натягивает другую стрелу. Зрители, как описывает присутствующий, замирают, и в публике слышатся тяжелые вздохи и даже плач. И я по одному описанию почувствовал, что это было истинное произведение искусства».

* * *

— А вот еще как проходит этот праздник охотников.

Пух! Пух! Пух! — раздаются выстрелы.

Пух! Пух! — говорят ружья.

— Сколько выстрелов?

— Семь.

— Значит, низвели «его».

Медведя не называют, а величают иносказательно: «его». И не говорят: убили, а «низвели». Услышит медведь — обидится. Зачем обижать родственника — ведь медведь предок людей. Так думали в старину манси. Поэтому и называют его — Вортолнут, в лесу живущий значит.

Встречать медведя на празднике интересно и детям и взрослым. И как же не интересно, если при этом в снежки играют даже старики. И снегом моют люди друг друга и водой опрыскивают. И собаки лают, носятся радостные, как и охотники.

Поставят голову медведя на «священный» стол, заиграет пятиструнный санквалтап, зальется волшебными звуками многострунный журавль — и в пляс идут ноги. И не узнаешь, кто плывет в огненном танце, молодые ли, старые ли, потому что все в берестяных масках.

— У-ку-лу-лу! У-ку-лу-лу! Что вы делаете? — кричит на весь дом одна берестяная маска.

— Мы медвежий танец пляшем, — тянет в лад музыке другая.

— А это что за зверь?! — спрашивает первая.

Среди королей Америки и Европы не числятся имена рыбаков, но и рыбаки не интересуются именами магнатов нефти и стали, торговли и радиопромышленности. Жизнь в море, созерцание могучих стихий приучает к философскому восприятию жизни.

Некогда киты и тюлени, а сейчас тунец и селедка — вот те клады, на поиски которых ежедневно выходят сотни тысяч людей. И, как и в поисках любого клада, он открывается неожиданно, хотя существуют карты, где ихтиологи показывают возможное нахождение рыбных косяков. Они так же верны, как карты пиратских сокровищ.

Самой надежной рыбой знатоки считают селедку. Уже со времен средневековья она была самой удобной в рыботорговом деле. В самом деле, ее можно есть свежей и замороженной. Голландец Вильгельм Бойкельзоон открыл, что поджелудочная железа сельди обладает ферментирующими свойствами и как бы консервирует рыбу. Вскоре обнаружилась еще и удивительная способность селедки храниться почти неограниченно долго в засоленном виде.

Весь расцвет Ганзы связан прежде всего с торговлей селедкой. Кроме того, селедка довольно

54