Вокруг света 1969-09, страница 61

ли вспять. Слишком уж мал наклон почвы, так что самая незначительная запруда поворачивает реки к их истокам.

— Так где же их искать? — спрашивали мы без устали всех, кто хоть что-то мог знать.

Ответы свидетельствовали о полном незнании предмета, о необыкновенной сумятице в головах наших собеседников и творческом направлении их ума. Весьма часто люди, считавшие себя специалистами по болотам, употребляли в разговоре с нами слово «сарва». На языке китс-вана это слово действительно означает «бушмены». Беда вся в том, что в других языках банту это слово тоже встречается, но для обозначения других племен.

И все же в результате бесконечных расспросов нам удалось несколько сузить район поисков. Еще в Мауне — административном центре северной провинции Ботсваны — мы остановились на двух точках: первая называлась Шакаве на реке Окованго, вторая расположена в северном углу болот — это Кабамугуни. Часть жителей Кабамугуни, по слухам, переселилась на восток, к реке Кхваи. Так подтвердились рассказы, услышанные в свое время ван Хугстратеном от племени кхваи, о месте, где они жили раньше.

— Так где же их все-таки искать? — спросили мы старого охотника Боба Уилмота, который забрел к нам на огонек костра в нашем лагере в Матлапаненге, поселке охотников за крокодилами, куда мы перебрались из Мауна. В пору своей молодости Уилмот, бродя по болотам, не раз встречал людей, которые, судя по его описаниям, вполне могли быть бушменами.

— Только в Рамунсоньянской низине, — ответил старик, добавив тем самым в наш план третий пункт. — Вверх по юго-восточному берегу острова Вождя. В самом центре болота.

Как раз в ту минуту, когда старик Уилмот заканчивал свою короткую речь, в свет костра от реки выступила странная фигура. Человек, еще более древний, чем Уилмот, был ростом почти карлик, с большой головой и темной кожей. Уилмот подозвал его, и человек подошел ближе к огню, присел на корточках и затих. Мы поинтересовались, кто он такой, и человек ответил, что он из племени сарва, отец его тоже был сарва, мать — йеи,

рожден он был в рабстве у племени тавана, как и его родители.

Старик рассказал нам, что болотные бушмены всегда живут «на краю воды», там их и искать нужно — или на реке, или на острове. Мелкие протоки они пересекают, сооружая мосты на сваях, связанных стеблями папируса. Ветками колючего кустарника они загоняют рыбу на мель и там запирают ее. Таким способом им удается разнообразить свой стол, который в основном состоит из мяса, диких фруктов и меда.

— Значит, они и есть настоящие бушмены? — задали мы старику наш главный вопрос.

— Я знаю только одних речных людей, — уклончиво ответил он. — И живут они на Рамун-соньяне. Правда, я слышал еще и о других, которые живут на Кабамугуни, но видеть их мне не приходилось.

Мы проговорили до тех пор, пока угли в костре не остыли. Сон не шел к нам, хотя завтра нам предстояло рано выступать. За рекой, в болоте, как всегда, надрывались лягушки и кричали ночные птицы. А миль за сто пятьдесят от нас, где-то в Рамунсоньянской низине таилось племя-невидимка.

КОРОЛЕВСТВО ЦЕЦЕ

— Что там впереди? — спросил кто-то.

— Бегемотья трава, — ответил Билл Корнуэлл.

— Да нет, я про птицу.

— А, это якана. Смотрите, как она здорово бегает. У нее такие длинные ноги, что кажется, будто она бежит прямо по воде.

Конечно, для Корнуэлла все это было давно знакомо, для нас же открывшийся чуть ли не сразу за Матлапаненгом мир был откровением. Он захватил нас сразу же, едва лодки вышли на течение, подняли носы и устремились к центру болот.

В первый день вода была темной от пепла сожженного папируса и камыша — в этих местах еще заботились о расчистке реки. По правому борту тянулся низкий берег — хрупкий водораздел, отделяющий Окованго от болот. Все реки текут к морю, но не такова Окованго: всю воду свою она отдает земле или небу, или же оставляет ее посредине, чтобы та родила эту роскошную, буйную зелень.

Три наши лодки шли колонной, так что, если с одной что случится, другие всегда смогут прийти на помощь. Билл Корнуэлл со всей своей амуницией из стратегических соображений был размещен в средней.

Через полмили мы повернули на северо-запад и вскоре вошли в воды Боро, реки, с которой будет связан почти весь наш путь к острову Вождя.

Незадолго перед полуднем лодки выскользнули из объятий бегемотьей травы и ткнулись в берег острова, который Корнуэлл высмотрел еще издалека по верхушкам мутсауди — самых тенистых деревьев на болотах. Земля под деревьями и кустами обезьяньего винограда была ровной и твердой, вполне подходящей для устройства костра.

— Для обеда, быть может, еще рановато,— заметил Билл,— но выбора у нас нет. Следующий остров будет только к вечеру, там мы заночуем.

Довольно скоро мы поняли, что имел в виду Корнуэлл. Лишь немногие острова годились для высадки, остальные были или слишком малы, или слишком сыры. Эти немногие были безошибочно помечены высокими, в три человеческих роста, муравейниками.

Неожиданно мы увидели прямо по курсу нечто непохожее на все, что окружало нас, нечто решительно чуждое всей дикой природе вокруг: бегемотьей траве, колышущемуся камышу и медленно текущей воде. Нечто обладающее излишне четкой геометрией, чтобы принадлежать к расплывчатому миру зеленого, желтого и голубого. Подплыв ближе, мы поняли, что это нечто было делом рук человека: крепко связанная тростниковая изгородь перегораживала реку, оставляя лишь узкий проход в середине. Подойдя к нему вплотную, рулевые на всякий случай рывкоис вытащили моторы из воды.

Изгородь была уже старой; ясно было, что человек, ее сделавший, здесь не жил, а если и наезжал в эти края, то только за тем, чтобы проверить содержимое конической корзины, укрепленной в узком проходе. Но как установить, кто был хозяин изгороди: чернокожий негр или желтокожий бушмен? Был он вчера и будет ли завтра?

на стр. 62 ►

59