Вокруг света 1970-02, страница 20
И вот, вчитываясь в «Слово», мы находим в нем сразу оба эти настроения — и трезвую целеустремленность опытного бойца, и волнение юноши, оказавшегося в «земле незнаеме». Мы обнаруживаем, что о безымянном творце «Слова» можно говорить не только как о великом поэте, незаурядном политике, историке, филологе, но еще и как о великолепном знатоке земли. Земли с ее реками и городами, дорогами и рубежами, холмами и болотами. Вчувствуемся в поэзию пространств, овевающую нас со страниц «Слова». Присмотримся к тому, как на этих страницах обретает контуры особый предмет — лирическая география. И вдруг откроем для себя — рядом с князьями и дружинниками живут здесь другие герои — города, реки и вся целиком Русь, земля-героиня. «Географию» современной ему Руси автор «Слова» действительно знал превосходно. И такое знание для человека его времени, как уже говорилось выше, не могло быть знанием книжным. Чтобы написать «Кони ржут за Сулой...» — чтобы написать этот период целиком так легко, удачливо, нужно было знать хотя бы, как далеко река Сула от Киева, а Новгород-Северский от Путив-ля. Ведь не будь они достаточно далеки друг от друга, не получилось бы во фразе образа всеобщих воинских приготовлений, хлопотливой взбудоражен-ности, охватившей чуть не полстраны. А расстояния между ними на деле как раз таковы, что предпоходная перекличка воспринимается читателем не буквально, а как гипербола. Вспомним, что по такому же принципу строятся в «Слове» и другие «географические» гиперболы. Когда Олег Святославич вступал в «золотое стремя в городе Тмуторокане, тот же звон уже слышал давний великий Ярослав, а сын Всеволода, Владимир, каждое утро уши закладывал в Чернигове». Или про Всесла-ва-князя читаем: «Для него в Полоцке позвонили к заутрене рано у святой Софии в колокола, а он в Киеве звон тот слышал». «Слово», в котором так ярко поведано о Баяновой игре и которое само настроено, как чудесный музыкальный инструмент, то и дело резонирует словами-названиями, позванивает ими. Вот походным приготовлениям в тон, как колокольное «дон-дон», разносится: ...и посмотрим на синий Дон... ...отведать Дону Великого... ...шеломом испить из Дона... ...несутся к Дону Великому... ...Игорь к Дону войско ведет... ...на реке на Каяле, у Дона Великого... Монотонный набатный гул плывет над землей, сопровождая русскую рать. И неожиданным экзотическим контрастом этому гулу — целым созв^ньем названий — звучит клич таинственного Дива, обращенный к земле неведомой, «Волге, и По-, морью, и Посулью, и Сурожу, и Корсуню, и тебе, Тмуторокан-ский идол!». Еще же диковинней, заклинательней эта строка в оригинале: «...Влъзе, и Помо-рию, и Посулию, и Сурожу, и Корсуню, и тебе, Тьмуторокань-скый блъван!». Прочитать это — прикоснуться к дремучей дымчатой шерсти неприлизанного словаря. Слова будто отпочковываются друг от друга: из По-мория вырастает Посулие, из Посулия — Сурож, из Сурожа— Корсунь. Сколько пространств связано узелком одной лишь звуковой метафоры! И совсем уж загадочными инкрустациями в «Слове» кажутся нам сегодня названия, принадлежащие к разряду архаической топонимики, названия, которым ничто не соответствует больше на земле. Где она ныне, быстрая и каменистая Каяла? < Где горемычная Немига? Где поселения русские — Римов, Плесеньск, Дудутки? Где земля Трояня и где легендарная Трояня тропа?.. Э ти поневоле таинственные имена привлекли внимание уже первых исследователей «Слова». Вовсе не праздные вопросы возникали в связи с ними, и особенно при попытке воспроизвести на современных картах точный маршрут Игорева похода. Все ученые сходились в одном: из Путивля Игорь движется на юго-восток, к верховьям Северного Донца. Преодолев ре-ку, дружины сворачивают почти на юг, к месту слияния Донца с Осколом. А дальше? «Слово» говорит нам о битве «на реке Каяле, у Дона Великого». В двух летописных повестях о походе Игоря упоминаются при описании сражений еще реки Сальница и Суюрлий. Но вот незадача: в бассейне большого Дона не существует ныне рек с такими названиями. Много выдвигалось вариантов, предположений. Наиболее близкой к истине представляется схема, построенная на учете средней величины суточных переходов войска и... на доверии к «мысленной карте» древнерусского воина. Вспомним — дважды звучит в «Слове» прощальное «О Русская земля! уже ты за холмом!». Это двойное упоминание легко можно отнести к чисто литературным приемам. Но можно увидеть здесь и вполне конкретный путевой знак, «зарубку» на память. По мнению некоторых исследователей, автор «Слова» говорит о порубежном холме, хорошо известном всем воинам и летописцам, — об Изюмском холме, и ныне возвышающемся у слияния Северного Донца с Осколом. Миновав Изюмский холм, дружины спустились к слиянию двух других речек — Тора и Сухого Торца. Тут и была одержана — и довольно легко— победа над передовыми отрядами степняков. А немного севернее, у реки Макотихи (Каяла?), отрезанные от пресной воды, прижатые к соляным озерам, русские задохнулись от жары и пыли... О бычно между дружинами, ушедшими летовать в половецкую степь, и между оставшимися в тылу княжествами связи не обрывались. Русь то и дело через гонцов, через сторожей-разведчиков и торговых людей получала сведения о своих воинах. А тут нависла над городами тяжелая тишина предгрозья. И о том, что с Игоревой ратью случилось несчастье, узнали не от своих, а от половцев, шишаки которых вдруг замелькали у частоколов Переяславля и Путивля. Значит, за тылы кочевники спокойны. Значит — беда!.. Ярославна плачет по мужу на городском забрале, плачет до того, как половцы сожгли пу-тивльский острог. Она плачет тогда, когда еще ничего не известно точно. Но это плач пред 18 |
