Вокруг света 1970-03, страница 74

тель не вспомнит. Например, то, что Радищев мог присутствовать на казни Пугачева, в Москве, он доказывает хозяйственным документом на выдачу подвод и лошадей. По другим фактам подымает архивы монахов, разыскивает описание личных библиотек, семейную переписку...

Шагалов умолк на полуслове, потом продолжал:

— Нужно искать архивы, Денисов! Я, правда, не знаю, есть ли «архивы» у этих ящиков. Ну что-то должно же быть! Начни с работников камеры хранения. — Шагалов обернулся, уже уходя. — Там всегда сидят очень симпатичные люди.

Особой расположенности к себе со стороны работников камеры хранения Денисов не почувствовал и потому вначале стеснялся, но ему вежливо ответили на все интересовавшие его вопросы, а потом заведующая, запахнув на себе широкое пальто, повела Денисова на склад, где лежали невостребованные вещи. У заведующей были прямые, жесткие волосы, падавшие по обе стороны веснушчатого, без бровей лица. Она разговаривала с Денисовым, еле разжимая губы.

— Пожалуйста, проверяйте.

На длинных деревянных стеллажах лежали вещи, а сбоку, прямо на полу, — документация. Денисову раньше и в голову не приходило, что на вокзале скапливается так много утерянных вещей. Здесь были часы, фотоаппараты, сумочки и даже такие предметы, которые, казалось бы, вовсе трудно потерять — велосипеды, аккордеоны и даже один стол — новый, полированный, с густой паутиной черных прожилок.

— Неужели это все забытые?

— Других здесь не бывает.

Первая версия Денисова была

простой , и весьма логичной: забежав в автоматическую камеру хранения, преступник положил чемодан в одну из свободных ячеек, а потом, когда все успокоилось, взял его оттуда. В камере хранения почти всегда есть несколько пассажиров, что забыли номер ячейки или набранный шифр. Они пишут заявления и ждут, пока им откроют ячейку ключом. Такие пассажиры могли обратить внимание на вбежавшего, а может, даже запомнить его. Оставалось только установить, кто обращался девятого июлй прошлого года к дежурным по автокамере.

Теперь, глядя на все это оставленное владельцами богатство, Денисов подумал, что преступник мог тоже в спешке забыть набранный шифр, а потом не рискнуть прийти с заявлением. Тогда вещи потерпевшей должны быть здесь же, на стеллажах.

Спросив разрешения у заведующей, Денисов подошел к полкам. Он искал красный фибровый чемодан с черной кожаной ручкой.

— Ваши товарищи все это осматривали по мере доставления!

— Да? — Денисов смутился. — Тогда я посмотрю заявления за девятое июля прошлого года.

Заявлений было восемнадцать; все они начинались со стандартной отпечатанной жирным шрифтом фразы: «ПРОШУ ВЫДАТЬ ВЕЩИ». В конце шла приписка: «ВЕЩИ ПОЛУЧИЛ СПОЛНА». Денисов аккуратно переписал фамилии заявителей, подумал, на всякий случай записал номера и серии паспортов. Потом вышел на платформу.

В привычной вокзальной суете он чувствовал себя свободнее, и она давно не казалась ему беспорядочной и бессмысленной, как в первые месяцы работы. На восьмой путь осаживали фирменный скорый, и с другого конца станции к нему уже тащился заснеженный электрокар с длинным хвостом почтовых контейнеров. За ним должны были подать другой — поменьше — для вагона-ресторана. К отправлявшейся электричке быстро, по морозцу, спешили женщины с ближайшей обувной фабрики. Весело перекликались мороженщицы.

Блохин сидел у себя в кабинете и что-то писал мелким неровным почерком, часто царапая бумагу. Увидев Денисова, он понимающе улыбнулся и поднял авторучку.

— Ну, как дела, рассказывай...

— Надо запросы написать. Может, кто-нибудь из них видел его...

— Какие запросы?

Денисов, запинаясь, стал излагать свою версию как можно короче и объективнее, чтобы старший инспектор не подумал, что Денисов не замечает всех ее слабых сторон. Блохин понял все сразу, но перебивать не стал, хотя лицо его стало скучным, и он с тоской поглядывал на отложенный листок с маленькими угловатыми буквами.

Наконец его терпение иссякло.

— Теперь ты убедился, Денисов, что раскрыть преступление во много раз труднее, чем его не до

пустить? Если каждый милиционер поймет эту простую истину, знаешь, как мы профилактику поднимем! А запросы... — Блохин усмехнулся. — Ты думаешь, кто-нибудь через полтора года вспомнит, кого он на вокзале видел? Да и клал ли преступник вещи в автокамеру? Это же одни догадки... Нет, я с такими запросами к начальству не пойду. От своего имени — берись, пожалуйста! А теперь иди — мне спецсообщение надо писать. — Он снова придвинул к себе исписанный листок. — Будь здоров, заходи!

После ужина Денисов не спеша промыл в теплой воде авторучку, аккуратно расшил общую тетрадь, припасенную для конспектов, и взялся за запросы.

Писал он долго, пока не приехала из техникума жена, и потом, когда она легла спать, поставив, будильник на полшестого. Денисов написал всем восемнадцати пассажирам. От письма к письму стиль изложения улучшался сам собой, и два последних запроса он сочинил так здорово, что пришлось первые переписать заново. Подписывал свои запросы Денисов одной фамилией, без должности и звания, и просил ответить на отдел милиции.

Рано утром, опуская письма в почтовый ящик на вокзале, он почувствовал себя легко и празднично, как будто с этой минуты всем его заботам мгновенно приходил конец.

Первый ответ пришел из Донецка уже через неделю.

«Уважаемый товарищ, — писал незнакомый корреспондент — прямо-таки по Блохину! — как видно из Вашего письма, Вы считаете, что для каждого пассажира, прибывающего на столичный вокзал, нет там ничего более интересного, как подсматривать за другими людьми...

Однако если вам это так нужно, сообщаю, что свои вещи я клал примерно в 17 часов и получил в 21.45 и, конечно, никого не запомнил. С уважением...»

Денисов сам удивился тому, что тон письма его совсем не задел, тем более жаждал он теперь получить ответы на остальные запросы.

Несколько дней писем не было совсем, и Денисову все труднее было находить повод для посещения канцелярии. Потом пришло еще одно письмо, а вслед за ним сразу три. В течение недели Денисов получил девять писем, на остальные ответа он так и не дождался и решил написать еще раз.

72