Вокруг света 1970-04, страница 40

вой нож. Ножи были заткнуты за пояса даже у тех, кто явно не был избалован избытком реалов. Между тем это оружие, как правило, было отделано золотой насечкой. И еще попадались люди в кандалах и цепях.-Цепи иногда висели только на ногах, но встречались йеменцы, буквально опутанные ими. «Сектанты какие-нибудь, что ли...» — присматривался к ним инженер.

Переводчик, которому бн рассказал о «сектантах», объяснил:

— Это заключенные. Цепи — калабуши. Интересно другое — здесь такое правило: истец, который добился заключения своего обидчика в калабуши, должен кормить его за свой счет. Так что не поймешь, кому хуже. А ножи — это символ мужского достоинства, почти священные реликвии. Красивое у них название: джамбия! Как клич, верно? Правда, они тупые, даже дыни не разрежешь.

Юрий Александрович любил бывать на морском берегу. Хотя там было, пожалуй, даже жарче, чем в городе. Тяжелая вода почти всегда лежала темным зеркалом. Самые сильные ветры не могли раскачать эту гладь, состоящую больше из соли, чем из влаги.

В недвижимых водах как впаянные стояли самбуки — яркие рыбачьи лодки. Некоторые из них обсыхали на берегу, показывая обросшие ракушками днища. Суетились ловцы акул, стаскивая с промыслового плотика на тележку огромную зубастую рыбу. Ноги многих из них были в страшных рубцах. Наконец акула была погружена — хвост волочился по пыли.

На рейде басом закричал теплоход. За кормой легкий ветерок трепал красное полотнище. Теплоход был необычайно красив — чистенький, точно сразу со стапелей, он раздвигал крутым носом синюю воду и, словно айсберг, отражался в воде зеленоватым льдом. Теплоход просился в порт. Краны, как на разминке, двигали стрелами, и неторопливая мощь сквозила в этих простых движениях механизмов.

«...Что ж, попробуем... — решает Петров-Се-мичев и с удивлением замечает, как полузабытое чувство, сродни студенческому азарту, холодными иголками заполняет грудь. — Ну, Тихама, с чем тебя едят?»

Торжественное открытие строительных работ состоялось 28 марта 1966 года. Еще три четверти машин стояло сиротами, будущие водители только проходили школу у советских инструкторов, но начало было положено.

В те дни Юрий Александрович часто вспоминал первую «вводную лекцию», которую прочитал ему однажды вечером сосед по дому.

— Вы знаете, — говорил загорелый инженер, — у йеменцев есть пословица: йеменцу зубы можно показывать только в улыбке. Так вот, за все время, что я здесь, я ни разу не слышал, чтобы эту пословицу вспоминали при русских. Я даже один раз спросил у йеменца — может, такой пословицы и нет? Он расхохотался и говорит: «Есть, только вас она не касается, вы и так все время смеетесь. И работаете весело, приятно учиться».

Юрий Александрович вспоминал. Бывало и нь до улыбок. Страсть к учебе у йеменцев была поразительна, но эта страсть порой и мешала. Некоторые бывшие чернорабочие полагали, что смо

гут сразу сесть за руль современных машин. Бывали аварии.

...Приходилось работать, стиснув зубы. Сроки не ждали..

Но постепенно положение налаживалось, и Юрий Александрович видел, каких трудов это стоило. В школе механизации преподаватели Володя Курин, Олег Чурсинов и Саша Давыдов валились с ног от усталости. Днем и ночью на шестнадцатом километре, возле только что построенной производственной базы — целого города с мастерскими, заводами и даже деревцами, ревели моторы машин — шли тренировки для грядущего наступления на пустыню. Одновременно готовились кадры бетонщиков, арматурщиков, сварщиков... Геолог Николай Степанович Ковалевский метался по пустыне и горам: искал камень для дороги, питьевую воду, намечал места для карьеров. Буровой мастер Павел Михайлович Лебедев бурил в земле скважины и, как фокусник, пускал на поверхность солоноватую воду. Горцы считали Лебедева большим начальником и приносили* ему в дар сушеные ягоды. Вода в стране была главным богатством, а русские сказали, что вода из скважин — вода для всех...

Наконец настал памятный день: 37 бульдозеров двинулись в пустыню, оставляя за собой очищенную от колючки и сглаженную 16-метровую полосу. За ними шли грейдеры, скреперы, самосвалы. Полотно дороги поднялось над землей на первых километрах, слдвно утоптанная тропа на подтаявшем весеннем снегу. На слой грунта, укатанный тяжеленными катками, ложился гравий...

Опасения Петрова-Семичева оправдывались — строительство, начатое с одного конца, одним фронтом, подвигалось медленно. И тогда решили все же рискнуть — перебросить машины вперед, по бездорожью.

В два дня собрали колонну. Переход был трудным. Тяжелые машины застревали в песках. Моторы тягачей глохли, перегреваясь. Но второй фронт был открыт!

Господин Забиди был прав: первые тридцать километров Тихамы оказались самыми трудными. Зыбучие пески с наступлением рассвета приходили в движение. Песчаные бури скрывали солнце, но от этого жара не убывала. Наоборот, зной теперь шел не только сверху — со всех сторон, как в хорошей духовке. Ветры выдували грунт. И если строители задерживались и на песчаный первый слой дороги сразу не укладывали тяжелый гравий — работа шла насмарку, грунт словно испарялся в пустынный воздух.

Зато когда эти злосчастные тридцать километров остались позади и два фронта соединились — то-то был праздник!

Вечером над песками запылали костры, йеменцы жарили на вертелах целых баранов. Пламя выхватывало из тьмы красные лица, и Петров-Семичев увидел, что теперь уже русских в толпе трудновато отличить от коренного населения. Все были одинаково смуглыми, у всех на ногах шамбалы — подметки с нехитрой перепонкой. И лишь шорты (йеменцы ходят в юбках) позволяли с некоторой уверенностью судить, что перед тобой земляк. А язык! В первые же месяцы на строительстве возникла чудовищная смесь арабских и русских слов, и, что самое странное, Юрий Александрович замечал: и йеменцы и рус

38