Вокруг света 1970-06, страница 76

Дора шла великолепно. Можно было дать все полторы тысячи оборотов. И они выжали бы их из мотора, если бы еще в Певеке не решили беречь мотор и даже в самых лучших условиях не загружать его до предела. Тысяча триста — не больше! Таким образом, у мотора оставались силы, а у команды доры всегда была надежда на еще невзятые двести оборотов — они могли в любую минуту добавить их, уходя от беды. Вместе с этим в людях жила уверенность, что мотор, который они берегут и не напрягают до предела, тоже не подведет их. Если вообще существует договор человека с техникой, то это было: порядочность за порядочность.

Пустынный берег губы становился белее. Сюда не долетел вчерашний дождь, черные камни не обнажились. В губе не нужно было работать, дно ее проверено. И только одно настораживало: северный ветер. Он усиливался, и, значит, за мысом полынью могло затереть.

— Смотрите! — закричал Валера, сидевший на носу.

Меж черных камней по берегу шли трое. Один из них слабо взмахивал рукой, призывая их пристать. Уверенные, что на доре так и сделают, люди даже не торопились. Кажется, среди них был ребенок.

Эмс прикинул: кроме как на станцию Шелагскую, идти им некуда — они шли на север. Еще по прошлому , году Вис-вал д помнил, что там стояло несколько домов, жила бригада охотников.

Так и вышло. Чукча Михаил Петрович шел в бригаду вместе с семьей. Это была удача. Ни один прогноз не скажет столько, сколько сможет сказать о льдах чукча-охотник. Валера согрел чай, разлил его, и Михаил Петрович, отлично говоривший по-русски, улыбался, рассказывая что-то и грея о кружку руки. До Эмса долетали обрывки — шумел мотор... «Нерпа, — Михаил Петрович зажимал пальцы, кажется, перечислял месяцы, когда ее бьют, — ...сентябрь... декабрь...» Валера Ковалев что-то спросил, чукча совсем уж засмеялся, быстро покачивая головой:

— Ой, Валёра, Валёра...

Он был доволен. Кажется, они вообще уже стали друзьями. Михаил Петрович показывал, как он целится: он вытяги

вал ладони, вскидывая обе руки, и быстро складывал их — уже выстрелил, гребет ими, торопится к нерпе... «Сейчас только в глаз, — доносилось до Эмса. — В живот попадешь, воздух выйдет — ко дну пойдет...» И опять его чем-то рассмешил «Валёра». Эмсу даже стало жаль, что он не слышит всего.

— Хороший ниникай — Михаил Петрович похлопал по плечу «Валёру» и перелез на корму, к Эмсу. Он ждал вопросов, нисколько не сомневаясь, что они будут. Чукча никогда не ошибется, если даже из нескольких начальников ему нужно найти главного.

— Мимо Шелагского не пройти? — спросил Эмс.

Чукча покачал головой, только. из деликатности не желая говорить «нет».

— Льды?

— Ждать надо... ветер, — . Михаил Петрович кивнул в сторону моря, словно показывая его. — Течение сильное, волна... Ночевать придется.

Стали видны домики охотников. Тимерманис ушел с Михаилом Петровичем — чинить ему мотор «Москвич». Остальные, хоть и было рано, быстро легли.

Но спать им не пришлось. Ночью в борт доры кто-то забарабанил.

— Это я... Я это! Михаил Петрович... Вставать надо. Идти! Ветер переменился.

Эмс вытянул из кукуля руку: был час ночи.

Только когда уже вышли, Висвалд под стук мотора вдруг представил себе Михаила Петровича, поджидающего для них ветер... И как он, наверное, не ложился и выходил из домика, думал о них, и потом шел будить.

До мыса дошли спокойно. Но за поворотом в полном безветрии открылось ледяное поле. Дора уже несколько раз попадала в тупик. Глаза Эмса слезились от напряжения. Но, выйдя в небольшую полынью, дора снова, как зверь, обнюхивающий край льдов, шла вдоль сплошняка. То подходила к нему ближе, то удалялась — искала глубокую щель, в надежде найти совсем сквозную через мертвое поле льдов.

Валера взобрался на рубку, а Шибанов перещеголял всех —

¹ Парень {чукотск.).

залез на мачту. Но и это не увеличило их шансы прорваться, видели-то они почти столько же. Тимерманис то и дело давал обратный ход, и дора с замершими лопастями застывала перед льдом в полном отчаянии.

«Одну милю восточнее Туманной станции лед 9—10 баллов, — писал Эмс. — Дальше идти нельзя. Дороги нет. Оставаться на месте тоже опасно. Может зажать. Возвращаемся по своему же пути. Ветер. Холодно. Температура ниже нуля. На воде пленка ледяных игд».

С этой минуты дни замерли в однообразии, как льды за Туманной станцией. Если бы не менялись их числа, они бы действительно стали одним большим и тягостным днем. Но числа менялись, и надо было искать выхода.

«9.VIII. Я и Ковалев идем через перешеек. Измерили глубину в протоке лагуны. Местами меньше метра. Дора не пройдет.

Шибанов с Пинчуком ушли к мысу. Там тоже не пройти. Лед 8—9 баллов. Идет со скоростью один узел...»

«10. VIII. Шибанов и Ковалев идут на полярную станцию Валькаркай: договориться о связи, уточнить ледовую обстановку, узнать прогноз».

...Их не было уже второй день.

Может быть, они ушли через перевал к морю? Увидеть своими глазами, какие там льды?

Эмс был на перевале. Он знал ту тропинку по краю океана. Одно неловкое движение и... Там семьдесят метров высоты. Плоский, безукоризненно гладкий внизу лед вынесет тело в море, как вынес бы трамплин, — вскинув вверх и бросив далеко вперед. Даже не оглушенный, не искореженный падением человек уже не выберется из полыньи. Пусть высота льда над полыньей будет всего сантиметров тридцать-со-рок — ему уже не выползти на лед. Другой будет наверху и не сможет ничего сделать...

А может, они не смогли перебраться через речку? На пути у них есть речка.

На надувной резиновой лодчонке — они прихватили ее с собой — это и впрямь трудно сделать. Сначала на ней плывет один, отпихивая льдины или обходя их, но чаще просто пережидая, когда они пройдут мимо и освободят путь.

74