Вокруг света 1970-06, страница 79

но. Металлические части обмерзли...»

Здесь в дневнике впервые появились зачеркнутые слова. «За нами», — написал Эмс, но зачеркнул «за нами». Написал:

«Вода между льдинами перетянута пленкой льда, которая через пару минут после нашего прохода опять закрывается».

Больше в записи нет красных строк.

«В расстоянии 1,5 км от берега. Дальше идти некуда — щелей нет, густота 10 баллов. Остаться во льдах ночевать — опасно. Ночью нас может зажать и сломать. Хорошо, что здесь льды не двигаются. Не хочется думать, что будет, если эта ледовая масса начнет двигаться — от нас даже щепки не останется. Надо бежать. Ищем путь обратно. С трудом выходим в сторону моря... Идем морем на поселок. В сторону поселка густота уменьшается до 3—4 баллов. У поселка вдоль берега полоса шириной 200 метров — почти чистая, 1 балл. Подходим к берегу у полярной станции — 24.00. Греем чай. Ужинаем. Спать. Замучились, замерзли».

Они встали утром позднее обычного, в десять часов.

Это произошло незаметно, но в последние дни они вообще стали подниматься все позднее и позднее. А в этот день даже не ушли в море: мылись и брились... «Чувствуем себя более или менее как люди», — не очень радостно записал Эмс.

У них кончился хлеб, но повезло: у Биллингса пароход выгружал уголь, и они достали пятнадцать килограммов хлеба.'^#Льды прижали их к полярной станции, но они не хотели сдаваться, хотя дора, загруженная образцами, увеличила в корме осадку почти на двадцать сантиметров. Уменьшалось как раз то, что нужно было именно сейчас, — возможность лавировать и скорость. Но им просто везло: на Биллингс с санитарным рейсом прилетел вертолет. После долгих переговоров с командиром Эмс выяснил: если у чукчей-оленеводов не будет больных, нуждающихся в отправке в Пе-век, то часть их образцов вертолет заберет. Больных не было, и они отправили в Певек три ящика образцов — 400 килограммов. Наполовину, разгруженная дора поднялась из воды. И стало спокойней: те

перь, что бы ни случилось с ними, они знали — половина их проб уже в руках людей, на суше.

Готовились к завтрашнему дню. Но утром поднялся семибалльный ветер. Он не утих и на другой день. И все-таки еще через день они вышли. Вот как это было:

«В полосе 0,5 километра от берега очень сильное течение. Дору на полном ходу наносит почти боком на льдины. Чтобы взять образец, держимся багром за стамухи. Галс только до 800 метров. Дальше лед 10 баллов. Дождь. Одежда мокрая. Холодно. Мерзнут ноги».

Они сделали еще один галс, не зная еще, что 75-й галс будет их последним в этом году галсом.

«Стараемся вырваться в море на W. Бесполезно! Лед, как барьер!

Идем вдоль берега обратно. Может быть, удастся скопления льда обойти морем. Крутимся на месте, делаем круги, стараясь найти щель, чтобы вырваться в море... А если там не лучше? Лед может полностью закрыть нам все выходы. Надо опасаться.

15.35. Не удалось! В расстоянии 3 километра от берега 10 баллов. Нет щелей, негде пролезть. И неизвестно, что дальше. Идем обратно к берегу...»

Со страшным трудом они протянули дору вдоль берега мимо входа в лагуну. Но и впереди были льды.

«Питьевая вода в канистрах замерзла... Двигаемся вдоль берега на восток. Но перед следующим безымянным мысом опять лед 9—10 баллов — до берега. Пробуем прорваться...

Нельзя! Перед мысом лед. Пристаем к берегу.

Даже при потере доры людям некуда выбежать — берег обрывистый. Что за мысом — неизвестно.

Дрейф льда усилился. Мы уже почти в ловушке. Прибрежная полоса, которая открылась ночью, закрывается. Маневрируем. Идем на малых оборотах, отталкиваемся багром, веслами, толкаем льдины носом.

Вырвались. Успели».

Они вернулись к Биллингсу, но утром вышли вновь.

«...Это была последняя попытка прорваться, — писал

Эмс на последней странице дневника. — Дорога на восток, очевидно, в этом году больше не откроется. Пароходы проходят с ледоколом, а нам что делать? Скоро ранняя зима. Ждать случайного счастья мы не можем, а других перспектив нет. Мы сделали, что могли. Правда, работа выполнена почти вся — там дальше галсов мало осталось. > Теперь надо думать, как попасть обратно, в Певек. Идти надо своим ходом около 300 километров. Опять льды и туманы. И неизвестно, какая там на западе ледовая обстановка и какой она станет в пути. Но ясно одно — с каждым днем хуже».

...УЛИЦА ВИКИНГА, 32

Ригу отсюда не слышно и не видно. Здесь почти взморье — Лиелупе. Но и моря не слышно — кругом сосны. Великолепные сосны на заснеженных дюнах. То, чего так не хватало там.

Улица идет параллельно речке и рядом с ней. Меж домов виден лед.

Потом мы сидим за маленьким, низким и очень удобным столиком — только ножка у него все время отскакивает.

— Утром только чинил — и вот опять... — смущается Висвалд. — Да, о деревьях... Когда увидел их — на электричке ехал, — дрожь какая-то началась, верите ли, внутри... И ничего сделать нельзя. Смешно!

Он умолкает.

— А дальше как все было там?

— Дальше просто. Дору надо было отрабатывать... Мы ведь ее в совхозе брали. Директор посмотрел на нас, когда мы пришли. «Ладно, — говорит, — чего с вас брать, ничего не надо. Два дня на моржах отработайте».

— И как?

— Отработали. Двух убили. Могли бы больше, но чукча с нами был — запретил больше. «Пропадут, — говорит, — нельзя». Стрелять тоже, знаете, надо с первого раза. Поверье у них: если морж, когда его убивают, долго мучается, то родственники твои будут мучиться или ты сам.

— А образцы? В Магадане?

— Да. В институте... Они там на золоте собаку съели. Там быстрее их обработают. И лучше. Это все тонкое- золото. Много. По всему побережью. Трудно пока сказать сколько... Ведь то, что мй делали, это даже не рекогносцировка. Знаете, сначала идет рекогносцировка, потом поиск, потом разведка... А у нас — выявление перспективных районов. Это прежде всего. Лет на двадцать вперед наш институт работает... Ну? Так за что же? — улыбается Висвалд.

Мне уже давно пришел в голову этот тост, но неловко. Вдруг будет чем-то неприятно Висвалду. А он будто знает, о чем я думаю, — улыбается. В его тонких пальцах поворачивается, играя быстрыми искрами, рюмка с белым вином. Очень сильные у него пальцы, наверное, им бывает скучно вот так долго без ружья, без весла...

— Давайте за то, что вы сами при везли свой дневник.

77