Вокруг света 1970-07, страница 37

лась лишь груда обломков... Но чудо! Пассажиры невредимы! Их спасла все та же Дева: в последний мил они успели вознести ей свои моленья.

Слепые и калеки исцеляются, точно по графику. Доходы монахов устойчивы и никаким случайностям не подвержены. Для верующих выпускается броско оформленный путеводитель по святым местам, в нем указано: какой святой когда и какое чудо совершил, имеется портрет исцеленного, и названа сумма, которую он пожертвовал церкви. На воды приезжает множество больных, а еще больше туристов и богачей, предпочитающих прохладу гор тропической жаре побережья. Местные жители подрабатывают на жизнь мелкой торговлей. Продавцов в городе гораздо больше, чем покупателей. Всяк стремится что-нибудь продать, поэтому в большинстве домов одна комната служит магазинчиком. Он темноват, без окон, в нем прохладно и имеется всякая всячина: пиво, фруктовая вода и булки, тут же открытки с трогательными надписями: «Амо и нунка те олвидо...» и шляпы-сомбреро, и, конечно, знаменитая тянучка «альфенике де Баньос», равной которой нет не только в Эквадоре, но и во всей Латинской Америке. Ее тянут на крючьях, вбитых в двери, и она сверкает на солнце, точно клубок белых змей.

Мать Хорхе, абуэлита ² Мария, приютила в своем доме не только его семью, но и детей другого сына — Олмедо. После смерти жены осталось у него тринадцать сирот. Пятеро подросли и жили с Олмедо в Амбато, а остальные у бабушки. Хорхе прилежно колотил молотком по подошвам, но настоящей кормилицей семьи была печка в маленькой пекарне абуэлиты Марии. Соленые хлебцы с хрустящей корочкой пользовались спросом, их пекли к полудню и разносили покупателям по домам. Тем и держались. На вырученные деньги покупалась мука для хлебцев на продажу и еда для семьи. Жили с достатком. Каждый получал в обед тарелку супа, а у старших ребят была обувь, и они могли ходить в школу. Но эта счастливая жизнь кончилась, когда меньше всего ожидали напасти...

Сиял такой ослепительно яркий

¹ «Люблю и никогда тебя не забуду» (ыспан.).

² Абуэлита (испан.) — бабушка. — Прим. ред.

день, какой может быть только здесь, на экваторе. Висенте вернулся домой, поставил к стене пустую корзину, в которой носил хлеб в соседний квартал, сунул в карман щепотку соли и забрался на дерево агуакате полакомиться плодами. Однако на сегодня ему было уготовано нечто куда более интересное. Он увидел своих братьев с самодельными тележками. Может, они хотят удрать от него? Нет. Так не пойдет.

— Вы куда? — крикнул он, не слезая с дерева. — Я с вами!

И Висенте, не тратя слов попусту, соскользнул с дерева и побежал за своими приятелями.

Собрались быстро. Скоро их тележки грохотали уже в конце квартала. Появись танки на тихих улочках Баньоса, они произвели бы шум меньший, чем ребячьи «коче», скрипящие и подпрыгивающие на огромных круглых чурбанах, заменяющих колеса.

Крикливая донья Пиедад, хозяйка магазинчика на углу, зажала уши липкими от тянучки руками:

— Куда вас дьявол несет, разбойники?

— На кладбище, донья Пиедад! — весело отозвался Эрнандо.

Пустынная дорога на кладбище круто поднималась среди плантаций сахарного тростника и полей комоте. Тростник сверкал зеленью, его красные стебли отбрасывали на рыжую, твердую, словно камень, землю короткие черные тени. Со всех сторон плантации окружены угрюмыми скалами. Горы теснятся, закрывают горизонт, и маленького человечка, затерявшегося среди них, охватывает щемящее чувство одиночества. Ребята притихли.

— Я не пойду дальше, там мертвые, — решительно заявил маленький Ремихио, — скатимся отсюда. Садись, Руперто.

На всякий случай прислушались, не гудит ли внизу машина.

— Толкай, Ремихио!

Коче помчался. Их делают очень просто: доска да две оси с укрепленными на них хорошо отшлифованными круглыми чурбанами-колесами. Вот и все. На доску садятся трое или четверо. Иногда, шика ради, делают руль, но лучше управлять ногами. Нажмешь на переднюю ось, она повернется, а за нею и все сооружение.

— Подбери ноги, Ремихио, — кричали ребята, — не притормаживай!

Но мальчик испугался крутого спуска, двинул ногой вперед, коче развернулся и полетел вверх колесами в сторону.

Следом за Ремихио, подскакивая на неровной колее, гнал свою тележку Эрнандо. Он откинулся назад и ловко направлял ее, следуя резким поворотам дороги.

Ремихио, потирая ушибленное колено, кричал Висенте:

— Подожди! Я с вами!

— Нас трое. Куда мы тебя посадим?

— Вот здесь впереди. Ну, подвинь ноги чуточку!

— Сел? Да не крутись ты, юла.

— Э, хитрюги, куда вы меня посадили? Здесь гвоздь! Я штаны изорву.

— Замолчите, болтуны! Может, на повороте машина, дайте послушать.

Тем временем Ремихио втиснулся позади Висенте и обхватил его за пояс.

— Давай! — скомандовал он, будто был на коче главным.

— Сиди тихо!

Ремихио получил щелчок и успокоился. Висенте оттолкнулся. Только ветер засвистел в ушах. Рубахи за спиной надулись парусами. Еще немного — коче взлетит и помчится по воздуху! Но тут Висенте заметил ослика, груженного вязанками сахарного тростника. Рядом шагал погонщик. Коче мчался прямо на них. Уже нельзя было остановиться!

— А-а-ай!

— Берегись!

Если бы чоло ¹ и услышал предостерегающий крик, свернуть в сторону у него не было времени...

Отчаянный вопль Ремихио внезапно оборвался. Сильнейший подземный толчок перевернул коче и швырнул его с дороги так, что у ребят от удара звезды в глазах вспыхнули. Не удержался на ногах и погонщик. Только ослик остался невредим и, спокойно помахивая хвостом, обнюхивал ползающего у его ног хозяина, кото рый никак не мог найти свою шляпу.

— Ишь, как шарахнуло, — удивился чоло, поднимаясь наконец на ноги. — Видно, дожди начнутся. Это уже всегда так: Тунгурауа трясет, значит начало дождям или конец. Примета верная. А вы катались бы повыше, — напустился он на ребят, оконча

¹ Ч о л о (испан.) — метис. — Прим. ред.

з*

35