Вокруг света 1970-11, страница 41

пену вокруг бесчисленных островов — на юг, к вечному лесу, где она родилась. И тут вновь каприз! Выписав перевернутую букву «V», она вновь резко устремляется на восток, чтобы опять обивать пороги, прежде чем окончательно уже выйти на путь к морю, протянувшему ей навстречу рукава громадной дельты. Таков Нигер, третья из великих африканских рек, Нигер, растянувшийся на 4200 километров, Нигер — живая лиана, обвившая Западную Африку.

Начав свой бег на границе Гвинеи и Сьерра-Леоне, река проходит через всю республику Мали, потом течет по наиболее заселенной части государства Нигер, взявшего у реки свое наименование, на протяжении сотни километров служит северным рубежом Дагомеи, и, наконец, словно мощный ствол дерева длиной тысячу двести километров, разрастается на карте Нигерии, прежде чем соединиться с Гвинейским заливом... Сколько стран, сколько лиц, сколько языков у реки?

Ее нарекли «Рекой рек» первые арабские путешественники, и это звучало как «Гирингерен», а потом благодаря игре слов она стала «Нигером», то есть «Рекой негров». Для гвинейцев же это и поныне «Джолиба», реканрассказчик, река-гриот, как называют в Западной Африке странствующих сказителей-поэтов. Для сонгаев она «Исса бери» — «Великая река», а для народа хауса — «Квара», просто «Река».

С разных сторон приходили народы, чтобы навечно осесть здесь нанизанными на гибкую ветвь Нигера. Лесные охотники и кочевники пустыни. Река принимала их, отражая в своем зеркале их войны, церемонные чаепития, их горе, их танцы, их тайны.

Те, кто познал когда-либо Реку рек, уже не могли уйти от нее, и если превратности судьбы отторгали народы от Реки, они цеплялись за нее всеми силами, утешаясь иногда тем, что хоть ручейками, стекающими в Нигер, они связаны с ней. Так случилось с до-гонами. Так случилось с крестьянами Зермаганды. Хотя они и живут ныне в сотне километров от Реки, все равно в каждой деревне у них остался сорко — рыбак, ответственный за общение с речным духом хараккойо, властелином Нигера.

На протяжении столетий Река манила путешественников-европейцев. Сколько их, подобно Мунго Парку¹, останавливались, пораженные ее красотой. Они мечтали добраться по ней до златоверхих дворцов Томбукту, о которых ходили легенды. Но добрались лишь до первых порогов.

20 июля 1946 года, через сто пятьдесят лет после Мунго Парка, мы с моими товарищами Пьером Понти и Жаном Сови увидели берега Нигера. Нас влекло желание осуществить мечту упрямого шотландца— спуститься по реке от истоков до океана.

Мы поставили себе целью пройти реку действительно от начала до конца, от первого до последнего сантиметра. А для этого предстояло найти ее истоки. Было известно, что Нигер стекает с водораздела, по которому проходит граница Гвинеи и Сьерра-Леоне.

Эта гряда утонула в девственном лесу, куда не вела ни одна тропа. Прокладывая себе путь с помощью ножей «куп-купов», мы шли к цели, тщатель

1 Мунго Парк — шотландский врач, путешественник. В 1795 году по поручению британского Африканского общества исследовал течение Нигера, имея целью добраться по реке до Тимбукту (Томбукту), богатого торгового города на юге Сахары. Попытка кончилась неудачей. Через десять лет Мунго Парк вновь попытался спуститься по Нигеру и утонул в реке. — Прим. перев.

но проверяя встречные ручьи. Точной карты этого района в то время не существовало, так что наши сомнения были вполне обоснованны.

Наутро второго дня раздался радостный крик наших проводников: они увидели сложенную из камней двухметровую пирамиду. Это был знак, оставленный, должно быть, еще их дедами — начальная точка Нигера. Крохотная, окруженная густым подлеском лужица, откуда весело выбегала струйка воды. «Это корень Джолибы», — с почтением сказал проводник Мамаду.

Что ж, начались наши первые метры Нигера. Месяцы и месяцы нам предстояло в дальнейшем видеть эту воду, следить, как неутомимо и упрямо она пропиливает гранит, теряясь в ловушках глубоких долин, спит в густой траве на озере Дебо, стонет и мечется в порогах Буссы и затихает в илистых рукавах дельты. Четыре тысячи двести километров расстилались перед нами неотвратимо, как судьба.

Спустя много лет я прочел у одного автора, что это плавание было нашим «приключением», и задумался над значением этого слова. Приключение, очевидно, должно быть коротким, как документальный фильм, и впечатляющим, как эпизод вестерна. Приключение — это встреча с глазу на глаз с опасностью. Но как назвать приключением нашу жизнь на Нигере, когда каждый день нам надлежало спускаться на реку, как другие спускаются в метро, только что неизвестны были названия станций, да движение прерывали водопады?

Здесь мужество заключается уже не в том, что вы бросаетесь в стремнину, не зная ни' ее скорости, ни расположения подводных камней; мужество не в том, чтобы не обращать внимания на бегемота, который вот уже полчаса ныряет за кормой с твердым намерением перевернуть вашу лодку.

Мужество — в том, чтобы пуститься в путь с восходом солнца, твердо зная, что до захода с вами не произойдет ничего, а единственным происшествием дня будет подстреленная утка, что вы будете отданы на растерзание солнцу и москитам, а разговор с жителями будет состоять из одного и того же: «Как называется эта деревня? Когда она была основана?»

На девять месяцев кряду Сови, Понти и я превратились в бюрократов этой реки. Мы заполняли карточки и вопросники. Мы снимали Нигер на кино-и фотопленку с остервенением и упорством, которого не подозревали друг в друге. Никто не заставлял нас делать эту работу: мы еще не знали, куда передать .обширную картотеку, но, единожды начавши свой труд, мы не могли его бросить иначе как ценой потери уважения к самим себе. Мы должны были дойти до конца. Назовите это, если угодно, приключением...

Река обманывала нас, не давалась в руки: в верховье Нигер раздулся от дождей и тек молчаливо и торжественно по аллее, прорубленной им в громадном лесу, и эхо от плеска наших весел вспугивало диковинных птиц. На каждом повороте к нам доверительно склонялись громадные деревья.

Меня не покидала уверенность, что я переживаю наяву один из лучших снов детства, когда я мчался на лошади сквозь таинственный лес. Мы, конечно, не говорили подобных вещей друг другу, но думаю, что все трое мы были счастливы. И как всякое счастье, оно было очень недолгим.

Первый порог выглядел как опухоль, вздувшаяся на поверхности воды, и наш плот легко перемахнул через нее; мы едва почувствовали толчок. Но в ти

38