Вокруг света 1971-03, страница 45

с галстуком, в пиджаке и в главном предмете зависти всей деревни — резиновых галошах, надетых в честь такого торжественного случая. Все это ему обменяли в народном магазине на убитую на охоте дичь.

Бабушка Насапату помазала каждому из будущих партизан лоб маниоковой мукой. Так она делала десятки лет, провожая воинов племени на охоту на львов. По народному поверью, мужчина после этого становится отважней.

Свое первое боевое крещение новое пополнение партизан получило в бою за форт Каянда. Сначала к нему во главе с Моной пошла разведка — десяток партизан, трое журналистов и кинооператор Юрий Егоров.

Шли целый день, ночь провели в джунглях, а утром двинулись дальше. Шли неходко. Надо было подойти к форту в так называемый «мертвый сезон», часа в три, когда, сморенные дневной жарой, после обеда португальцы обычно спят или отсиживаются в прохладе казарм.

Форт появился как-то неожиданно. Лес вдруг поредел, расступился, и в бинокли мы увидели цинковые крыши построек. Форт стоял на огромном холме, господствовавшем над округой. Кустарник перед ним был вырублен, трава местами выжжена, открыв большое, наверняка простреливаемое из пулемета пространство, за которым начинались ряды проволочных заграждений, а затем уже шла крутая стена, наподобие стен старинного сибирского острога.

Мы решили подойти к форту так, чтобы солнце било в глаза португальцам, и для этого перешли вброд речку и стали продвигаться к гигантскому термитнику, с вершины которого форт должен был быть хорошо виден. Стояла мертвая тишина, такая, какая бывает в предзакатный час. И вдруг мы явственно услышали португальскую речь. Как выяснй-лось позже, это двое патрульных сторожили стадо коров, пасущихся перед фортом.

Переждав, мы слева и справа от термитника выставили охранение, затем взгромоздили на вершину треногу с огромным, метровым телеобъективом, и Юра Егоров начал съемки. Сначала он снимал обыкновенной камерой с рук, а затем уже телеобъективом со штатива. В настороженной тишине стрекот его камер казался гро

мовым. Но все обошлось. С помощью биноклей и мы рассмотрели амбары, гараж, склад с горючим, радиостанцию, увидели, как из гаража выехал тяжелый военный грузовик с открыток кабиной. В ней сидели двое в шортах и белых рубашках. Вот они вышли и заговорили с только что вошедшими в форт двумя солдатами в маскировочных комбинезонах, видимо теми, чьи голоса мы слышали на подходе к термитнику.

Съемки длились недолго, не больше получаса. Потом с такими же предосторожностями, сложив всю аппаратуру, мы стали отходить назад.

Самым авторитетным экспертом по итогам разведки стал наш Юра Егоров. Конечно же, телеглаз его камеры обшарил с трехсот метров все закоулки форта. Он нарисовал подробную схему. По ней сделали макет, на котором тщательно отрабатывались все детали будущей огневой атаки, назначенной в ночь с 26 на 27 июля, опять-таки с учетом того, что вечером в воскресенье португальский гарнизон, возможно, примет лишку спиртного, ослабит бдительность.

Прошла неделя. В точно назначенный час поздним вечером 26 июля взлетел на воздух мост на дороге, связывающей форт Каянда с фортом Кавунга. Подчиняясь сигналу («Ангимо!» — кричит Мона молодым новобранцам; «Ангимо» — это «Ангола — Гинея (Гвинея) — Мозамбик»), ударили минометы, темноту прорезали трассы автоматных и пулеметных очередей. Первые же мины накрыли радиостанцию, затем запылала офицерская казарма, раздались крики и стоны раненых португальцев. Гарнизон был захвачен явно врасплох и отстреливался вяло и хаотично.

Полдень застал нас на марше, а в безоблачном небе ни точки, ни звука. Хотя обычно с рассветом после таких вот партизанских налетов на очередной форт в небе появлялись португальские самолеты или вертолеты с десантом и начиналась бомбежка, а затем прочесывание местности. Тогда мы решили, что, видимо, попадание в радиостанцию не позволило са-лазаровскому гарнизону послать сигнал «SOS» на натовский военный аэродром в Луанде. Но, как оказалось, мы не знали главного — по всей португальской армии в эти часы был объявлен траур, И вот почему

При подходе к базе внезапно вышедший перед нами из зарослей часовой вдруг произнес:

— Салазар а морте (Салазар мертв).

Решив, что это партизанский пароль на сегодняшний день, мы проследовали в лагерь. Но то был не пароль. В ночь с 26 на 27 июля, в часы нашего «салюта» у форта Каянда, в Лиссабоне действительно испустил дух палач Салазар.

Я вспоминаю еще одну встречу в Анголе. Как-то вечером мы сидели у костра, разговор давно смолк, и все задумались: мы — вспоминая виденное, а Мона — верно, о своих делах, близких завтрашних или более далеких. Потом тихо, будто для себя, Мона сказал:

— Это время предвидел, нет, не только предвидел, всей своей жизнью приблизил ваш Ленин. — И еще, помолчав, добавил: — И наш тоже.

Мона чуть откинулся, притянул к себе лежавшую в стороне планшетку, оттянул левой рукой тугую резинку, прижимавшую ее плоский кожаный верх, и вынул брошюру, оказавшуюся изданием АПН на португальском языке. На обложке стояло название «Солидарность», а под ним портрет Владимира Ильича.

Встретить Ленина в краях, где мы за полсотни дней не видели ни одного колеса, ни одного гвоздя, где велосипед показался бы луноходом, где повседневными орудиями крестьянского труда являются предметы, чье место на стендах палеонтологических музеев; в краях, где кажется, что все здесь заведено так, как было пять, шесть столетий назад, — встретить здесь Ленина, согласитесь, было удивительно.

Мона полистал книжку, полную помет и подчеркиваний, и, вновь сложив ее, бережно отправил обратно в планшетку. Мне показалось тогда, что есть в этом мире для Моны и его товарищей такие идеи, что помогают им в борьбе не меньше, чем оружие и иная важная помощь, которую наша страна оказывает патриотам МПЛА.

...Когда я вспоминаю Мону, то чаще всего вижу: в самодельной школе с указкой у карты стоит чернобородый человек с красивыми карими глазами. Он говорит молодым партизанам о том, как бороться с врагом, о том, какая у них жизнь будет в будущем. Он говорит о победах и произносит имя «Ленин».

43