Вокруг света 1971-03, страница 47

Л. Б А СКИН

Фото ТАСС

к стаду. Обернувшись у порога, бросил мне:

Автор этого очерка, молодой зоолог, научный сотрудник Института эволюционной морфологии и экологии жи-ботных имени А. Н. Северцова АН СССР, одно время жил и работал среди нганасан, кочующих со стадами оленей по Восточному Таймыру. Его работа была связана с изучением проблем оленеводству.

— Ты сиди. Мы сами поймаем ездовых.

Поев, я старательно оделся: в еще одну кухлянку, плащ, резиновые сапоги. Стенка чума мешала выпрямиться, и Лентоле помогла мне оправить одежду. Поскольку я живу у Мереме, его жена ухаживала за мной.

Я выбрался из чума, запряг пойманных Мереме оленей и, ведя их в поводу, начал поднимать стадо. Олени были вялыми и уходили на выпас неохотно. Примерно в километре от нашего стана я остановил их и, повернувшись спиной к ветру, стал ждать, пока олени наедятся. Мой Кула, оленегонная лайка, залез на нарту и спал, свернувшись в клубок: снег, не таял на его черной пушистой шкурке.

Неподалеку протекал ручей. Он широко разлился, вода пропитала снег, превратив его в снежную кашу. Пурга помешала мне вовремя заметить, как голов пятнадцать оленей перебралось через ручей. Вскоре за ними потянулось и остальное стадо. Подняв ездовых и столкнув Кулу, я направился через ручей. Почти на середине нарта увязла в снежной каше. Олени, не в силах стронуть нарту с места, легли. Слезать в воду мне очень не хотелось, но иного выхода не было. Едва я спрыгнул, как вода потекла мне в сапоги. Проклиная все на свете, я понукал ездовых и дергал нарту, кричал на пасшихся на той стороне оленей, из-за которых пришлось полезть в эту кашу. Стоило мне выбраться на твердое место, как они испугались и гуськом потянулись обратно.

К обеду пурга начала стихать. Подмораживало. Мне становилось все труднее: вода хлюпала в сапогах, сильно мерзли руки. В нетерпении я посматривал в сторону стана. Пурга стихала, и два черных треугольника чумов становились все виднее. Додежурив, как положено, до восьми, я погнал стадо домой. Возле нашего чума стояла чужая нарта. Подождав, пока стадо легло, я выбил от снега одежду и полез в чум греться.

Кроме Мереме, Динтоде, женщин и детей, на шкурах лежал здоровенный красивый парень, одетый по-русски: меховые лётные брюки. унты, клетчатая рубашка. Я узнал

Афанасия Рудинского — председателя нашего колхоза. Мы пожали друг другу руки. Я сел на край шкуры поближе к огню. Лентоле быстро положила передо мной кусок мороженой оленины, хлеб, налила чаю. Хлеб, по-видимому, привез гость.

— Ну как? Нравится в бригаде? — спросил Афанасий.

— Нравится, хорошие люди, — ответил я.

— Не трудно?

— Не-ет, — я улыбнулся.

После дежурства, за чаем,

жизнь казалась просто прекрасной.

Дождавшись окончания еды, Афанасий попросил у меня документы. Он был в командировке, когда меня зачислили в колхозную бригаду, и теперь внимательно, страницу за страницей читал мои направления и рекомендации.

— Вы закончили университет?

— Да.

— А теперь занимаетесь наукой? На оленях ее делаете?

Я невольно засмеялся. Это было хорошо сказано.

Да. Хочу проверить, могу ли сам держать оленей. Или силен только в теории?..

— А где работали раньше?

- На Северной Камчатке.

- Долго?

— Три года.

— Он умеет, — сказал Мереме, наш бригадир.

— Значит, выдержал испытательный срок? Оставишь его в бригаде?

Все, кто был в чуме, посмотрели на Мереме. Я волновался, как на экзамене. Мереме несколько минут молчал, потом твердо сказал:

— Пусть работает. Я согласен.

Председатель пробыл у нас часа три, а потом стал собираться в соседнюю бригаду. Он торопился, потому что ездить по тундре становилось с каждым часом труднее. Снег таял, питая водой реки

Мы вышли проводить Афанасия. Быстро поймали хороших ездовых оленей, помогли запрячь. Уже с хореем в руках Рудинский на минуту задержался, глядя вперед и, наверное, прикидывая в уме, каким путем ехать. Пурга кончилась, хотя ветер еще не стих. Небо быстро расчищалось и уже там и тут вытаивала голуои;< на. Пелена пурги уходила

45