Вокруг света 1971-05, страница 59

почетную работу были Гильермо Кано — директор, Хосе Сальгар — главный редактор, и я — штатный репортер. Среди нас не было никого старше тридцати лет.

Когда Луис Алехандро Беласко вдруг пришел к нам в редакцию и спросил, сколько мы можем заплатить ему за его рассказ, мы встретили его без энтузиазма: интерес к этой истории уже иссяк. Военные власти на несколько недель запрятали его в военно-морской госпиталь, и допускались к нему только репортеры, лояльные режиму. Из нелояльных лишь одному удалось пробраться к нему, переодевшись врачом. Вся история, хотя кусками, но многократно публиковавшаяся, была искажена и подавалась в определенном освещении, и похоже, что читатели были уже по горло сыты этим героем, который теперь продавал свое имя для рекламирования часов — ибо его часы ходили исправно в ненастье, — и ботинок, которые он не смог разодрать, когда пытался съесть их, и тому подобного. Его наградили орденом и показали по телевидению как пример подрастающему поколению; он выступал с патриотическими речами по радио, разъезжал по стране, встречаемый цветами и музыкой, всюду подписывая автографы, и его целовали королевы красоты. Он нажил даже небольшое состояние. Мы тоже долго искали встречи с ним, но теперь, когда он пришел сам, без приглашения, мы решили, что ничего нового он уже не скажет — если не выдумает чего-нибудь ради денег — и что власти наверняка дали ему определенные указания относительно его возможных выступлений. Мы отказали ему. Но вдруг, словно повинуясь какому-то голосу, Гильермо Кано догнал его на лестнице, принял предложение и поручил заняться им мне. Оказалось, что мне дали в руки бомбу замедленного действия.

Первое, что меня поразило в этом плотном двадцатилетнем парне, похожем скорее на трубача, нежели на героя отечества, так это его необыкновенный дар рассказчика, удивительная память и умение обобщать. И он был в состоянии подшучивать над своим геройством. По шесть часов ежедневно в течение двадцати дней мы беседовали с ним. Я вел запись беседы и задавал Луису Алехандро вопросы, построенные так, чтобы поймать его на противоречиях, если они

появятся в его рассказе, и нам удалось создать «густое» и правдивое повествование о его десятидневном дрейфе в открытом море. Рассказывал он так подробно и захватывающе, что мне как писателю оставалось одно — пожелать, чтобы читатели поверили его рассказу. Не только поэтому, но также потому, что это было справедливо, мы решили написать рассказ от первого лица и подписать его именем. Лишь теперь, в этом новом издании, повесть связана с моим именем.

Еще более приятный сюрприз ждал меня на четвертый день работы, когда я попросил Алехандро Беласко описать шторм, приведший к несчастью. Прекрасно сознавая всю важность того, что собирался заявить, он ответил с улыбкой: «Да никакого шторма и не было». Действительно, метеорологическая служба подтвердила, что этот февраль на Карибском море был обычным — тихим и безоблачным. Истина, нигде еще не опубликованная, заключалась в том, что судно дало внезапный крен на подветренный борт, и плохо закрепленный на палубе груз соскользнул в море и увлек с собой восемь моряков. Обнаруживались три недопустимые вещи: во-первых, был нарушен запрет перевозить на военных судах какие-либо грузы; во-вторых, именно из-за своей перегруженности судно не смогло маневрировать, чтобы спасти людей; в-третьих, груз был контрабандного характера: холодильники, телевизоры, стиральные машины. Стало ясно: рассказ, подобно эсминцу, отягощен плохо закрепленным политическим и моральным грузом, о существовании которого мы не подозревали.

Вся история, разделенная на эпизоды, была опубликована в четырнадцати номерах газеты. Само правительство благословило вначале литературный дебют своего героя. Позже, когда уже всплыла истина, было бы политически глупо запретить публикацию последующих глав. Тираж газеты почти удвоился, и около здания редакции толпились люди, которые, чтобы иметь рассказ моряка полностью, покупали прошлые номера. Военная диктатура, следуя традиции всех колумбийских правительств, решила поправить правду риторикой: власти выступили с заявлением, в котором торжественно опровергались данные о перевозке эсминцем контрабандных товаров.

Изыскивая способ обосновать наши обвинения, мы попросили у Алехандро Беласко список товарищей по команде, у которых были фотоаппараты. Хотя многие из них были в отпуске и находились в самых различных уголках страны, нам удалось найти всех и купить у них фотографии, сделанные ими во время последнего плавания. Через неделю после опубликования повести частями. она вышла в специальном приложении целиком, иллюстрированная фотографиями, приобретенными у моряков. На втором плане групповых ' фотографий, сделанных в открытом море, были хорошо видны — вплоть до фабричных марок — ящики с контрабандным товаром. Диктатура ответила на этот удар целым рядом репрессивных мер, завершившихся несколько месяцев спустя закрытием газеты.

Несмотря на давление, угрозы и самые соблазнительные посулы, Луис Алехандро Беласко не отказался ни от одной строки своего рассказа. Он вынужден был оставить службу на флоте (все, что он умел делать) и вскоре был позабыт и затерялся в житейском море. Не прошло и двух лет, как диктатура пала и Колумбия оказалась во власти иных режимов, выступавших под новой вывеской, но ненамного более справедливых. Для меня же началась в Париже жизнь бродя-ги-изгнанника, временами тоскующего по родине, подобная жизни на плоту в открытом море. Долгое время никто не знал, что стало с злополучным героем, и только несколько месяцев тому назад один журналист случайно обнаружил его: Луис Алехандро Беласко сидел за конторским столом какой-то автобусной компании. Я видел его фотографии — он отяжелел и постарел, и чувствуется, что жизнь зацепила его глубоко, но оставила ему спокойствие героя, имевшего мужество взорвать собственную статую.

За прошедшие пятнадцать лет я не перечитал эту повесть ни разу. Я считаю ее вполне достойной публикации, хотя не вполне понимаю, с какой целью надо это сделать. Меня угнетает мысль, что издателей интересуют не столько достоинства произведения, сколько имя, каким оно подписано, а в данном случае, к моему большому сожалению, это имя модного сейчас писателя. К счастью, есть книги, которые принадлежат не тем, кто их напи

57