Вокруг света 1971-08, страница 42
ДНИ НА РИО-МАЙО свой путь. Он с бесстрастно-дело-витым видом подает шершавую ладонь, дожидается, пока я пожму ее, не оборачиваясь, отводит руку назад. Кто-то вкладывает в нее два куриных яйца, и он протягивает их мне. Это привилегия старших — делать такие подарки. Он ведет меня к себе домой, невозмутимый и немножко сумрачный. В нем ни тени городской суетливости, угодливости; он у себя дома. Дело не в том, что невозмутимость традиционна в таких случаях у африканцев, не в том, что она является частью ритуала гостеприимства — я воспринимаю старика просто как человека, который находится у себя дома и принимает гостя, зная, что к нему пришел друг. Он показывает свое жилище, знакомит с домочадцами. Парнишка, немного говорящий по-французски, переводит — он напряженно вслушивается в глуховатое бормотание старика, не желая ударить перед ним в грязь лицом: он не заботится о впечатлении, которое произведет на гостя — человека случайного и все равно ничего не понимающего, — его волнует, угодит ли он старейшине... Во дворе, недалеко от дома, — маленький, почти игрушечный плетеный шалашик, обнесенный оградой, — там живут духи. Чуть поодаль — деревянная замшелая статуэтка, на месте живота углубление — духов ведь тоже нужно кормить. Музейный экспонат, воспринимаемый здесь в качестве обычной хозяйственной утвари,— все наоборот! Старик ведет себя просто, обычно — так показывают гостям отделанную кафелем ванную комнату. Да, здесь я хотя и друг, но все же гость, еще чужой и непонятный. Здесь пока властвуют законы иного мира, и мой далекий мир кажется конголезцу тоже непонятным... Вечереет. Старик торжественно прощается. Он стоит, прямой, высокий, с проседью в жестких курчавых волосах, задумчиво глядя вдаль. И как, наверно, это делают сейчас миллионы матерей на половине земного шара, толстая хохочущая конголезка тащит домой спать упирающегося и отчаянно верещащего сопливого мальчонку. Спокойной ночи, люди деревни! Завтра наступит утро, и яркие лучи солнца озарят вашу деревню, ваши леса и саванну, вашу родину. Браззавиль — Москва Наше обычное меню увеличилось на три порции спагетти с сыром. Мама Кармен ушла в кино, а мы долго сидели, отдыхая. Восьмилетняя Офелия уютно устроилась на моих коленях. Так было удобнее рассматривать картинки в учебнике географии ее сестры Тринидад. Оказалось, что Офелия уже знает карту Мексики, хотя только год как научилась читать. С торжеством она показала мне точку Уатабампо. Я принялся отыскивать Москву и нашел ее лишь на карте Азии, причем обозначена она была, увы, меньшим шрифтом, чем Уатабампо. Вообще Советскому Союзу из полутораста страниц учебника было уделено только две, да и то часть из них занимали рисунки тундры и сибирской тайги с медведями. Кое-как разбирая испанский текст, я узнал, что у нас тоже есть большие города, электростанции и железные дороги... Наступил вечер. Ребят нет. Я забеспокоился, так как мы сговорились сегодня посмотреть фильм и время уже подходило. Решил выйти на улицу поискать их около кино. Вдруг навстречу попался слегка подвыпивший Хуан. Поняв, что я ищу коллег, он заулыбался и повел меня в ресторанчик. Там выяснилось, что ребята перешли в соседнюю таверну. Оттуда в третью. Стало ясно, что дальнейшие поиски бесполезны. Встреча, если и состоится, не доставит обеим сторонам никакого удовольствия. Я спросил Хуана, что он собирается делать. Оказалось, что он «всем доволен» и с остатками *за-работанных денег направляется домой. Я вызвался его проводить. Хуан низко поклонился и попросил бармена перевести, что живет в трех километрах от города и идти туда пришлось бы по грязной дороге. — А не может ли Хуан написать адрес в моей ролевой книжке и начертить схему пути на машине? Очень * хотелось посмотреть, как живут здешние арендаторы. Хуан понял, он ответил, что лучше придет утром и покажет Марио, куда вести машину. — Нет, нет, скажите, что завтра мы заедем к нему сами. Ведь на машине это займет пять минут! Видя мою настойчивость, Хуан явно смутился. Он снял сомбреро, вытащил из кармана карандаш и как-то по-крестьянски прочно уселся за столик. Писал он хорошо, и даже схема получилась понятная, но это явно стоило Хуану больших усилий. Он насупился так, что морщины перешли даже на скулы и нос, а когда карандаш сломался, на лбу у него выступил пот. Тут же он вытащил наваху, которая оказалась отлично заточенной, исправил дело и закончил чертеж. Я все же проводил Хуана до окраины, и мы вели лаконичную беседу: — Буэно? — Муй буэно!1 — Бонито? — Me густа мучо! 2 На прощанье Хуан похлопал меня по спине, а потом опять низко поклонился и ушел, слегка покачиваясь. На другой день мы встали рано, но Хуан уже сидел на ступеньках крыльца. 6. ВМЕСТО ЭПИЛОГА Вместо эпилога позвольте привести письмо, которое я получил от Марио, будучи уже в Москве: «Дорогой доктор В. Зенкович! Очень было приятно получить от вас книгу о Москве. Действительно, ваш город очень красив, и мы мечтаем в будущем туда попасть. Все те, кто смотрел этот альбом, такого же мнения. Теперь о работе. Я уже составил батиметрические карты лагун Яварос и Ахьябампо. Весь берег очень интересен. Сейчас сижу над минералогией песков. Скоро мы начнем делать геологические профили через дюнные поля, береговые террасы и приливные болота. После этого будем работать со шлюпки на всем протяжении от дельты р. Майо до Рио-Фуэрте. Готовимся нырять в аквалангах до глубин 50 метров. В следующем письме я расскажу подробнее о результатах и буду просить вас дать ряд советов...» Это письмо было для меня лучшим доказательством, что время в Мексике было потрачено не зря. 1 «Хорошо?» — «Очень хорошо!» 2 «Здорово?» — «Мне очень нравится!» 39 |
