Вокруг света 1971-08, страница 50

селка, название которого сообщил ему комиссар Шалэ.

Девушка, похожая на его норвежку, показала ему дом Рихтера. С дороги дома не было видно. Он вошел в обвитую плющом калитку и пошел по аллее, по обеим сторонам которой были цветочные клумбы. Аллея вела к расположенной на холме буковой рощице. Пройдя еще пятьдесят метров, он оказался перед гаражом с тремя отделениями, где стояли «мерседес-300» и маленький красный «фиат». Третье отделение было пустым. Он сделал еще несколько шагов, затем вернулся назад и оставил в пустовавшем отделении гаража свой изорванный рюкзак. За следующим поворотом он увидел дом. Это было длинное низкое строение в современном духе — стекло и бетон. Можно подумать, что находишься в Калифорнии или на Лазурном берегу. Ребята смотались из Парижа одновременно с ним, но в южном направлении. Вся банда, в том числе и Этьен, временно отпущенный на свободу. Они взяли с собой музыкальные инструменты и надеялись, что смогут подрядиться в каком-нибудь кабачке, а если нет, то будут подрабатывать у владельцев загородных вилл вроде этой, устраивающих вечера; когда есть девчонки, это не так трудно. Вместо него взяли Бенда Мерло, который неплохо играет на гитаре. Своя манера и выучка. А он лег курсом на восток, к прошлому. Почти полное отсутствие конкурентов по автостопу. Он не ожидал, что в конце путешествия окажется в таком райском уголке. Его звонки были напрасными. Шесть часов вечера. Солнце еще достаточно припекает. А что, если Рихтер тоже отдыхает где-нибудь на юге? Он открыл дверь и крикнул: «Есть кто-нибудь?» Коридор выстлан плитками из пластика под мрамор, на стенах абстрактные картины. Он учил английский, испанский, а по-немецки не знал и трех слов. Ангорская кошка пересекла коридор с видом оскорбленного султана. Он закрыл дверь и обогнул дом с правой стороны. Другая сторона выходила на юг. Терраса, плетеные стулья под защищающими от солнца зонтиками. Ступеньки из мрамора, быть может тоже пластикового, вели к изумрудному бассейну. Две женщины, принимавшие солнечную ванну, лежа на надувных матрасах, поспешно прикрылись полотенцами. Ста

раясь не краснеть, он спустился вниз по ступенькам и сказал:

— Я ищу Карла Рихтера.

Они обе были медного цвета,

тела натерты кремом, волосы затянуты повязкой, на глазах темные очки со стеклами, широкими, как блюдце. Старшей не меньше сорока лет. Вторая, которой могло быть двадцать пять, ответила с забавным акцентом:

— Его здесь нет.

— Тем хуже. Я подожду. У меня в запасе три месяца.

Она сняла очки и улыбнулась. Ее взгляду было больше чем двадцать пять лет. Казалось, она хотела рассмотреть, чего он действительно стоит. Ее улыбка относилась, конечно, к его туристской рубашке, порванной на левом локте, его синим джинсам, вылинявшим и облегавшим его слишком плотно, его белым от пыли туфлям, но у ее больших глаз было то задумчиво-расчетливое выражение, какое он замечал у барышников в деревне, где когда-то проводил каникулы.

— Вы увидите его, конечно, раньше чем через три месяца,— сказала она, — он вернется к вечеру. Вас прислали из института?

— Нет. Из какого института?

— Французского института в Штутгарте. Мой отец активно участвует в его работе.

Не мог же комиссар быть все-таки такой дрянью, чтобы послать его по ложному следу.

— Я действительно нахожусь у господина Рихтера? Карла Рихтера?

— Разумеется. Меня зовут Грета. Я его дочь. Эта дама, которую вы видите здесь, она — как у вас говорят? — да, моя мачеха. Вторая жена моего отца. Он развелся с моей матерью. Я не так сказала «мачеха»? Извините, если я говорю с ошибками...

— Вы говорите неплохо, но у вас очень забавный акцент.

— Это потому, что я училась в Англии и все языки у меня немного путаются. Вы не хотите присесть?

— Нет, спасибо.

— Тогда отодвиньтесь, а то от вас на меня падает !ень.

Он сел. Ступенька была очень горячей, и от солнечных бликов на воде было больно глазам. Он забыл свои темные очки в одном «опеле» между Страсбургом и Штутгартом.

— Лучше я зайду еще раз, когда ваш отец вернется. Я не хотел бы вам мешать.

— Вы никому не мешаете.

Старшая женщина сказала не

сколько слов по-немецки, и Грета подхватила:

— Да, Марта предлагает вам искупаться в бассейне, это вас освежит.

— У меня нет с собой плавок.

Они поговорили между собой

еще, затем Грета предложила с улыбкой:

— Вы можете купаться голым. Мы, в Германии, поклонники природы и не видим ничего дурного в том, чтобы ходить без одежды.

— Нет, спасибо.

Марта рассмеялась, полотенце сдвинулось и открыло ее грудь, такую же загорелую, как все тело. Крупная женщина, с плечами шире, чем у него, могучий бюст, основательный зад, но живот плоский и мускулистый. Одна из этих старых шлюх, которые умеют за собой следить. Грета, напротив, казалось, сошла с картины Кранаха: тонкая, почти хрупкая, с маленькой грудью, с чуть выдающимся вперед животиком, накинутое полотенце четко обрисовывало ее бедра. Брюнетка, и не думающая подделываться под блондинку по примеру мачехи.

Он сидел, надеясь, что загар скроет кровь, прилившую к его щекам.

— Раз вы не хотите купаться, вы могли бы тогда приготовить нам мартини.

Она показала пальцем на большой голубой ящик, стоявший в тени одного из аонтов. Он встал, подошел и поднял крышку. Поток холодного воздуха обдал его лицо. Внутри были бутылки, стаканы и какие-то инструменты, назначение которых было ему неизвестно, — все это покоилось на слое ледяных кубиков.

— Вы не умеете приготовлять мартини по-английски?

Единственное желание: забрать свой старый рюкзак в гараже и дать отсюда тягу как можно скорее.

— Я сейчас вас научу.

Это был не такой мартини, который ему обычно приходилось пить. Крепче и лучше. Но он отказался от второго стакана. Все это было странно. Может быть, комиссар предупредил Рихтера, и его будут атаковать теперь с двух сторон. Он почти хотел, чтобы это было так. Он не чувствовал себя так скверно перед Сирио и даже перед сыном Венеры.

Марта и Грета допивали свой третий мартини, когда раздался звонок. Он не заметил белый телефон, стоявший у подножия лестницы, шнур, извиваясь на га

47