Вокруг света 1971-08, страница 47

давали же медали участникам Сопротивления.

— Твой отец ушел в армию, он не был в Сопротивлении. Кофе совсем остыл. Пей же.

— А что он делал до освобождения?

— Странный вопрос. Представь себе, он работал. Хотя это было и не так легко.

— И он совсем не участвовал в Сопротивлении?

— Ты думаешь, у него было на это время? Почему ты у меня об .этом спрашиваешь?

— Просто так. Может быть, он участвовал в Сопротивлении, но не говорил тебе об этом?

— Может быть. Ты будешь пить кофе? Мне надо уходить.

— Но когда его арестовали, ты должна же была все-таки задать себе вопрос: почему?

Кто ему сказал? Я с ума сойду.

— Арестовали... Так это из-за комендантского часа. Немецкий патруль задержал его после комендантского часа.

Он не имеет права. Что он в этом поймет? Они не могут сейчас придумать, из-за чего бы такого им еще побеситься, но я хотела бы видеть его в те дни. Нет, нас судить — это слишком легкое дело. А мне смешны все их баталии с полицейскими. Кто мог ему сказать?

— А группа «Марс»?

— Что? Группа «Марс»? Послушай, у меня нет времени отвечать на твои загадки. На обед для тебя бифштекс и возьми огурец. До вечера. Не делай глупостей.

Либриум у меня в сумочке. Я приму две таблетки на работе. Тем хуже для врача. Ренар на меня наорет. Но за что мне такое наказание? За что?

Коробка скоростей, очевидно. Я провожусь с ней до вечера. Они покупают машины, из которых можно выжать двести на шоссе, и разъезжают на первой скорости по улочкам Сен-Жермен-де-Пре. Что же удивительного, если все выходит из строя. Ну ладно, повозимся, это не хуже, чем просто гонять лодыря. Все равно делать нечего. Э-э, нет, вот тащится какой-то клиент. Он, видно, с ума сошел. У меня не четыре руки, чтобы ремонтировать его развалющий драндулет. Не на такого напали. Еще один папочкин сынок, но, видно, не такой богач, как вчерашний.

-г- Извините меня, мне нужен господин Сирио.

— Пожалуйста, это я.

— Я сын Мориса Ваннье. Мне

хотелось бы с вами поговорить.

Странное дело! Чего ему от меня надо?

— Видите ли, я ведь на работе. Не могли бы вы подъехать часам к семи?

Хозяин нас заметил. Ну и прекрасно. Направляется сюда.

— В чем дело, Жан? По-моему, вы жаловались, что у вас работы выше головы.

— Это я его отвлек. Вы, несомненно, директор?

— Да, я директор. Чем могу быть вам полезен?

— Посоветуйте мне, какую лучше приобрести машину. Меня очень соблазняет «пежо-092».

— Позвольте заметить, что это очень дорогая машина.

— Я- сдал трудный экзамен, и мой крестный хотел бы это отметить. Вы находите в этом что-нибудь дурное?

— Напротив, мосье. Прилежные молодые люди стали редкостью и заслуживают поощрения. Вы хотели бы новую машину?

— Хорошая комиссионная машина меня бы устроила.

— У меня есть здесь машина, которой практически не пользовались, я счастлив предложить вам ее испробовать.

— Было бы л^чше, если бы ваш механик поехал со мной.

— Разумеется. Жан, на автостраде покажите, как она ходит на предельной, и не запаздывайте. Вы будете совершенно изумлены.

Этот малый хитер. Морис тоже был хитер. Слишком нажимает на акселератор. Видно, не привык к такой колеснице.

— Как вы узнали, где я работаю?

— Это целая история. Я сначала обратился в министерство ветеранов войны, и меня посылали из одного товарищества в другое, пока я наконец не напал на некоего Пуарье. Он мне дал ваши координаты.

— Как поживает Пуарье? Мы с ним не виделись сто лет.

— Похоже, что он процветает и время его рассчитано по минутам. Спешил на самолет, отбывающий в Ниццу. Крупное дело. Он говорит «наши дорогие погибшие товарищи» через каждые три фразы. Он меня уверял, что почти ничего не знает о моем отце. Мне трудно в это поверить. Ведь Пуарье был командиром группы.

— Только с февраля сорок четвертого. Он входил в группу, которая заменила нас после арестов. Вы слишком торопитесь, когда увеличиваете скорость. Они в некотором роде приняли эстафету. По-своему, это было даже хорошо, потому что все большее значение приобретала политика, и у них в этом отношении головы работали лучше. Мы бы не могли во всем разобраться. Теперь первый поворот направо.

— Пуарье мне сказал, что вы занимали в группе очень ответственный пост.

— Можно сказать, что это я создал ее в сорок первом, конечно, вместе с товарищами. Такую работу не провернешь один.

— Мой отец был с вами?

— От начала до конца. В то время я работал на заводе, где делали танки для бошей. Морис был чертежником. Нам удалось наладить связь с Лондоном, и понемногу мы создали целую организацию, секции которой были во многих местах благодаря моим старым связям по профсоюзной работе. Мы передавали информацию, касающуюся производства, и время от времени позволяли себе какую-либо саботажную акцию. Нам говорили потом, что это было нарушением правил — объединять саботаж и разведку.

— Мой отец играл важную роль?

— Морис? Он был незаменим. Это он готовил почту для Лондона. Уже в сорок втором ему пришлось уйти с завода, и он работал только для нас на центральной явке. В центральную поступали все сведения. Надо было их рассортировать, унифицировать и готовить шифрованные сообщения. У Мориса совсем не было времени для сна. Под конец мы отправляли почту в Лондон через каждые две недели.

44