Вокруг света 1971-08, страница 79

гда нэцкэ стали выходить из употребления вместе с кимоно, вытесняемым европейским костюмом, зато вошли в моду среди иностранных любителей экзотики. Их и стали делать тогда больше для европейцев, уже не для того, чтобы их носили на поясе, а просто как лежащую где-нибудь на виду безделушку.

Нэцкэ изготовляли из дерева, слоновой кости, рога, ценных камней, металла, причем делали их самыми простыми орудиями, без модели, без эскиза. Форма куска материала, его фактура, природный рисунок дерева или кости как бы шептали художнику — ты разве не видишь, вот она я, ветка хурмы со зрелыми плодами, вот он я, злобный демон, сгущающийся из клубов дыма, вот он я, добродушный гномик, у которого такая большая лобастая голова, потому что гномик в отличие от тупого и злобного черта день и ночь только и думает, как бы сделать людям что-нибудь хорошее. Сними с нас лишний слой, скрывающий нашу подлинную форму. И художник слушал шепот, и из куска материала выходил запрятанный в нем образ.

Каждое хорошее нэцкэ — это, как правило, не только гармоничность формы, похожее на волшебство мастерство, исполнения крохотных, порой различимых лишь в лупу деталей, не только подмеченная острым глазом художника неожиданная красота обыденных вещей — пупырчатых плодов, крыльев мухи, старой прогнившей кадушки. Это, как правило, еще глубокий символический образ, намек на фигуру то мифологическую, то сказочную или нечто, что должно вызвать далекие литературные и философские ассоциации. И в то же время нэцкэ — это вся средневековая Япония в миниатюре. Ее природа: рыбы, звери, птицы, растения. Люди, населявшие ее: гейши, бродяги, клоуны, разносчики, монахи, малосимпатичные приезжие голландские купцы, крестьянские дети... Наконец, это и образ мышления той Японии: ее фантазия, суеверия, ее вера и неверие, которые всякий увидит и в насмешке над монахом, и в юморе, с которым изображен совсем не страшный дьявол, ковыряющийся в ступке своим длинным носом. Это радость жизни и умение разглядеть прекрасное в ничтожном.

■ f I ногие в городе уже

■ k А I ^знали» ^{что я} ищу ка-■LJLI—I занчик.

Знакомые таджики в парикмахерской сказали мне, что маленькие казанчики для плова есть в Явинском сельмаге и, если я поспешу, то успею туда до обеденного перерыва. Я побежал на автобусную станцию: завтра улетать, а казанчика так и не купил. До этого я излазил весь город. Магазины были завалены котлами — из черного чугуна и из белого, с плоским дном и с круглым, гигантскими казанами, из которых можно накормить целый квартал, и казанами поменьше — на обширную семью. Не было только таких, как мне надо — маленьких, чтоб сунуть в авоську, взять в самолет и поставить в Москве на тазовую плиту...

От парикмахерской до станции порядочный отрезок, и я почти перешел на рысь, когда с противоположного тротуара меня окликнул устб Файзулла.

— Слыхал, в Явинском сельмаге казанчики есть? С тобой поеду, а то еще не то купишь, все смеяться будут.

Мы пошли вместе. Я подумал, что надо взять такси: мастер Файзулла человек пожилой и уважаемый в городе, и бегать по улицам ему не пристало.

На углу нас попытался остановить знакомый сапожник.

— Уважаемый! — закричал он издали. — В Явинском сельмаге...

Л. МИНЦ, наш спец. корр.

Четвертый секрет плова

Биография ремесла

— Знаем, знаем, почтенный, — сдержанно ответил усто, давая понять, что нечего тоза-кунаку — холодному сапожнику — вмешиваться в дела, касающиеся только его, моего учителя, и меня, его ученика.

Учеником усто Файзуллы я стал всего три дня назад. Мне очень хотелось научиться варить плов. Настоящий среднеазиатский плов, в котором каждая рисинка отдельно — ароматный плов, пропитанный золотым жиром. Рази, местный краевед, с которым я заговорил об этом, посоветовал обратиться к усто Файзулле Негматову. Самый известный, самый старый ошпаз! Плов варить в Средней Азии кто не умеет, любой мужчина, но как усто — никто. Ошпаз — это значит профессионал, его приглашают по самым торжественным случаям, когда большой той — свадьба на сто, а то и на двести человек. Его и зовут усто — как мастера, который режет по ганчу или по дереву, как мастера, который кует ножи или делает посуду. Рази был так добр, что сам договорился с мастером и отвел меня к нему.

Усто встретил меня недоверчиво.

— Плов варить? Это хорошо. А какой плов? Красный плов или белый? Может быть, свадебный, с кишмишем? А может, плов без мяса и без риса?

И, увидев мой растерянный вид, пояснил:

76