Вокруг света 1971-10, страница 73

— Норденшёльд отмечал то же самое семнадцать-восемнадцать лет назад, — напомнил Андре. — В конце первой части своего рассказа о плавании через Северо-Восточный проход он описывает зимнюю одежду экипажа «Беги». Шерсть, а поверх шерсти — костюм из плотной парусины.

— Не помню, чтобы Норденшёльд совершал пеший поход по дрейфующим льдам, — сказал Нансен.

После стокгольмского визита Нансена интерес газет к нашей экспедиции возрос. Андре явно избегал давать интервью и самых настойчивых журналистов нередко отсылал ко мне.

Вопросы были одни и те же, с небольшими вариациями.

— Когда вы стартуете?

— Мы выезжаем из Стокгольма 15 мая.

— Это понятно, а когда аэростат вылетит со Шпицбергена?

— Когда подует нужный ветер.

— Сколько времени понадобится вам, чтобы достичь Северного полюса?

— При исключительно благоприятных условиях — около сорока восьми часов.

— А при исключительно неблагоприятных условиях?

— Тогда мы вообще не достигнем Северного полюса.

— И как же вы поступите в таком случае?

— Сделаем новую попытку в следующем году.

— А если вам придется совершить вынужденную посадку?

— Пойдем по льду, пока не доберемся до России, Аляски или арктического побережья Канады.

— Ну, а если вам не удастся дойти до земли?

— Тогда мы скоро будем забыты, — отвечал я. — Другие имена придут на смену нашим. Незачем спрашивать, помните ли вы имена Бьёрлинга и Калльстениуса. Я знаю, что вы их забыли. А ведь прошло всего пять лет, как они стартовали на север.

Король Octfap II предоставил в распоряжение экспедиции канонерку «Свенсксюнд». Превосходное судно, небольшое, всего около трехсот тонн водоизмещения, но машина мощная. Оно не один сезон работало ледоколом на входе в гавань Гётеборга.

Командовал канонеркой граф Карл Август Эрен-сверд.

Тринадцатого мая Андре устроил обед в честь Свена Гедина, который только что вернулся из своего долгого путешествия по Азии, начатого в 1893 году.

Когда мы прощались, Гедин сказал мне:

— Теперь мне понятно, почему Андре среди многих желающих выбрал именно вас. Вы похожи друг на друга внешне. Сходство не бросается в глаза, но, уж когда его заметишь, впечатление явное. Вы могли бы сойти за младшего брата Андре.

Пятнадцатого мая, в день открытия большой художественно-промышленной выставки, мы с Андре выехали из Стокгольма в Гётеборг. На перроне собралось несколько сот человек, побольше, чем когда мы со Сведенборгом покидали Париж. Нас проводили цветами и криками «ура».

— Люблю слушать, как колеса стучат на стыках рельсов.

Мы ехали вдвоем в купе первого класса. Андре сел поудобнее и закрыл глаза.

— Устал? — спросил я.

— Да, — ответил он. — Стук колес усыпляет.

Я уже говорил, что он постарел за то время, что мы со Сведенборгом находились в Париже. Осенью ему должно было исполниться сорок три года. Он, был почти на шестнадцать лет старше меня. Он мог быть моим старшим братом.

После долгого молчания он сказал:

— Трудно быть волевым человеком.

— Почему?

— Бывает так, что приходится подчиняться собственной воле.

— Не понял.

— Я и не требую от тебя, чтобы ты меня понимал, — сказал он. — Я даже в каком-то смысле рад, что ты меня не понимаешь. Моя мать умерла шестнадцать дней назад, — добавил он с/говна про себя. — А прошлой осенью умер Нобель.

Его глаза были закрыты, подбородок коснулся плеча.

— Устал? — снова спросил я.

Ритмичный стук колес на стыках усыпляет.

В Гётеборге на перроне нас встречала небольшая кучка людей. Около половины составляли газетчики и фотографы. Шел дождь.

Нам вручили по два огромных букета белой сирени.

— Благодарю вас, — сказал Андре. — Надеюсь, вы снова встретите меня с цветами. Возможно, этой осенью. Это маловероятно. Возможно, в следующем году. Или через два года. Или еще позже. Ведь мы отправляемся в неведомое. Кто возьмется сказать, когда возвратятся люди, отправляющиеся в неведомое?

В этот день под наблюдением осмотрительного Машурона в один из носовых трюмов «Свенск-сюнда», самый сухой к хорошо вентилируемый, погрузили оболочку. Были также погружены гондола, научные приборы, сеть, покрышка и все веревки, включая гайдропы и балластные канаты.

Пароход «Вирго» — в прошлом году он один обслуживал экспедицию — должен был доставить на Шпицберген и Датский остров прочее снаряжение.

На «Свенсксюнде» было мало места для грузов: как-никак канонерка — военное, а не торговое судно.

На следующий день, 17 мая, ночным поездом из Стокгольма приехали Нильс Стриндберг и Сведенборг. Я встречал их на вокзале. Мы направились прямо в порт, на «Свенсксюнд» и проследили за окончанием погрузки. Затем мы отправились к «Вирго», здесь полным ходом шли погрузочные работы:

Капитана Ульссона мы не застали, и Нильс Стриндберг один наскоро осмотрел судно. Мы со Сведенборгом ждали на пристани, где трудилось два десятка портовых рабочих.

— В прошлом " году, — говорил Стриндберг, — на «Вирго» была очень своеобразная команда. Стоило газетам известить, что «Вирго» повезет полярную экспедицию на Шпицберген, как владельца засыпали письмами желающие наняться на судно. Из четырех кочегаров двое были обычными кочегарами, а двое — инженерами. Из семнадцати матросов шесть были морскими капитанами, двое штурманами. Среди остальных был один опытный шкипер, один лоцман государственной службы, один агроном, один пристав и один инженер.

В тот же день, 17 мая, члены экспедиции были приглашены на торжественный обед к Оскару Диксону.