Вокруг света 1971-11, страница 48

проверит результаты остальных свай и только после этого принимает решение.

Второму вошедшему быстро сказал:

— Повезешь Белову цемент.

Мне показалось, что на мосту

происходит что-то неладное.

Главный инженер поднял телефонную трубку:

Алло, 2-11... послушай, нам позарез нужен кран на правый берег. Да не лично мне! Для всех, говорю, мост строим, и кран прошу для моста, не для себя. Жду... — И, взглянув наконец на меня, уточнил: — Вот на такие дела уходят все силы...

— Простите, где сейчас начальник участка?

— Белов? На реке, конечно.

Сорокаградусный мороз можно

легко перенести в лесу, но на реке, где ветер гуляет как в поле и обжигает лицо, даже дв адцать-тридцать минут кажутся пыткой. И вот в этих условиях на реке идет работа и что-то не ладится.

Думая, что все еще иду по берегу реки, неожиданно вижу под ногами трещину и понимаю, что подо мною Ангара. Сквозь туман видны только ближние опоры и на льду возле них бур-машины, трубы, шланги, деревянные строения и черные на снегу фигуры людей.

На льду тихо, все чего-то ждут, только рычат моторы грузовых машин, снующих по реке с одного берега на другой. Неожиданно от группы людей отделяется человек и останавливает одну из машин. Это Белов. Он громко кричит шоферу, чтобы тот водил по окружной дороге, а не по льду возле моста... Лед ослабнет, не выдержит технику...

Люди стоят возле полыньи. Вся площадка в торчащих из-подо льда сваях. Люди вполголоса переговариваются, а из динамика, висящего на буровой, раздается приятный голос: «Лучше гор могут быть только горы, на которых еще не бывал...» Такое впечатление, что люди у полыньи неторопливо беседуют и слушают песню. Но вдруг из того же динамика тот же приятный голос выкрикивает: «Когда же дадите цемент?» — и я понимаю, что это пел водолаз, стоя на дне Ангары, пока здесь, наверху, решают какую-то проблему.

Надо льдом из-под воды торчит горловина трубы диаметром больше метра. Вода в трубе бурлит. Это специально в трубу под напором перегоняют воду по черному шлангу, чтобы на силь

ном морозе отверстие не затянуло льдом. Туда же в бурлящую воду уходят розовый и синий шланги водолаза. Сначала поражаешься, как в такой мороз можно работать на глубине в десять метров, но, глядя на заросшие инеем брови, ресницы и бороды людей, понимаешь, что и здесь, наверху, не легче.

Цодъехала машина с цементом, и Олег Белов сразу подошел к микрофону:

— Будем опускать десять мешков твердого цемента, — сказал оп водолазу. — Принимай.

Люди захлопотали вокруг трубы.

Так случилось, что в месте бурения дно оказалось скальным, скошенным, и бур скользит в сторону. Необходимо скос заложить цементом.

Это последняя опора на воде. Останется одна, на берегу. Надо успеть закончить все работы со сваями, пока стоят морозы.

Весь декабрь и январь строители ждали, когда же ударят морозы. Лед на Ангаре был хрупким, и нельзя было загружать его техникой. Когда же наконец морозы наступили, они оказались такими свирепыми, что стал крошиться металл. Но время поджимает. На правом берегу уже стоит кран и лежат пронумерованные пролеты моста. Поэтому Белов нервничает. Сильный мороз спутал все карты. Приходится задерживать цементирование опор или придумывать подогрев, с тем чтобы бетон внутри опоры схватывался прочно.

Вдруг на правом берегу раздался взрыв, лед задрожал, и за лесом поднялся черный столб. Это приближались к мосту строители железной дороги. Люди у свай переглянулись...

...Мы вслед за дорогой то карабкаемся на сопку, то съезжаем вниз, и посеребренная луна, словно ныряльщица, появляется и исчезает в тумане замерзающего воздуха.

— Слышишь, как звенит резина? — спрашивает Яков.

Мелкие кристаллики оседают на землю плотным туманом. Кажется, что от мороза сжимаются даже стекла в кабине. Прошел встречный КРАЗ. Яша опускает стекло и на ходу, высунув голову, всматривается в темноту. Точнее, в рыхлую стену сизого морозного воздуха. На спидометре 20 километров. Нервы напряжены. Ждешь красные точки впереди идущих машин, всматриваешься до боли в глазах.

И все-таки они показались неожиданно, эти красные точки, и Яков еще сбавил скорость. Наши фары высветили два лесовоза. Мы потихоньку -стали объезжать их слева. Машины шли очень медленно одна за другой, причем у задней были включены и передние фары, и красные сигнальные огни. Первая машина казалась беспомощной и шла с погасшими огнями. Было что-то очень трогательное в этой картине. Чтобы ночью в такой мороз неисправная машина не осталась одна на трассе, догнавший ее МАЗ не проскочил мимо, не поехал впереди, а пристроился в хвост, потому что так надежнее, так она не отстанет в ночи.

Убедившись, что все в порядке, Яша прибавил скорость, и мы уехали далеко вперед. Уже хотелось выйти из машины и встряхнуться, и Яков, верно чувствуя это, остановил машину:

— Посмотрю, на месте ли колеса, — словно в шутку заявил он. Но в шутке этой была и своя правда. Не мудрено, если на таком морозе шины потрескались и развалились. Яков куда-то исчез, и я слышал лишь голоса, среди которых выделялся его веселый голос. Постепенно глаза привыкли к темноте: я всмотрелся и сквозь ночной туман разглядел одноэтажный домик и силуэты людей. Стало ясно, что это второй КП у поселка Эдучанка, где работала диспетчером Катя, и Яков был уверен, что кого-кого, но уж его-то, Яшу, она пропустит даже в такую морозную ночь. Голоса, поутихли, и вскоре Яков вернулся. Усевшись за баранку, он, не глядя на меня, сказал:

— Поехали пока поужинаем.

Это «пока» меня насторожило

и позабавило. Похоже, что Катя даже такого парня, как Яков, не собирается выпускать из поселка.

Мы открыли тяжелую, обледеневшую дверь столовой. За нами внутрь ворвался морозный воздух, превратился в клубящийся пар, и пришлось несколько минут постоять на месте, всматриваясь. Очень светлая, теплая, с аккуратно застеленными скатерками, столовая эта показалась чудом среди вечной мерзлоты.

Яков не терял времени. Пока я раздевался, он уже завел игривый разговор с большой красивой женщиной — хозяйкой этого райского уголка.

Женщина накрыла на стол, подала горячее, присела за столик напротив и, пока мы ели, смотрела на нас тихими добры