Вокруг света 1971-11, страница 66глаза и ослепит его, сверху на них бросается птица Рох и — о ужас! — поднимает в когтях их обоих к себе в гнездо, на корм прожорливым птенцам». Здесь, конечно, есть некоторые преувеличения: на Мадагаскаре не водится ни слонов, ни носорогов, а что касается птицы Рох, то хотя она и появляется, но всякий раз оказывается самолетом компании «Эр-Франс». Мадагаскар — это не Африка. Мадагаскар — сам себе континент, по величине равный Франции и странам Бенилюкса, вместе взятым. Здесь можно встретить вперемежку образцы самых разнообразных климатов и ландшафтов: пустыню Сахару, саванны Центральной Африки, рисовые поля Дальнего Востока, виноградники Оверни и альппйские озера Шварцвальда и Тюрингии, спрятавшиеся в темных хвойных лесах. За каких-нибудь два часа лета вы перенесетесь из Женевы на Таити, с Явы на склоны Килиманджаро. Кроме этих собранных со всего света ландшафтов, на Мадагаскаре есть и свои собственные, неповторимые: дикие, крова-во-красные утесы, леса баобабов, серых, как глпна пли цемент, и похожих на колонпы застывших мастодонтовых ног. Животный мир острова первобытен. Такие биологические новинки, как слоны, носороги, крупные хищники и обезьяны, увы, отсутствуют. Зато в реках и озерах живут двоюродные братья бронтозавров юрского периода, в море, у берегов острова, плавают живые ископаемые — целеканты, а в лесах живут тихие, добродушные лемуры — особый вклад Мадагаскара в мировую фауну. Так же своеобразна и первобытна флора острова. Ботаник может привезти домой в своем багаже 740 различных сортов орхидей; если он по-настоящему любит цветы, в дорогу ему придется взять мясные консервы, чтобы кормить хотя бы самых прожорливых из мадагаскарских растений-хищни-ков. Бродя по острову, он имеет большие шансы встретиться и с каким-нибудь представителем шести тысяч видов жуков, которые здесь водятся. Население живет, по-прежнему разбившись на группы по племенам. Это таналы («Те, что из леса»), они живут охотой и считаются мастерами резьбы по дереву; бецпмпзарака («Множество неразлучных»), которые возделывают кофе и ваниль на своей части острова; антапморо («Те, что из долин»), в жилах которых течет арабская кровь. В восточных районах острова живут сака-лава («Те, что из низин») — скотоводческий народ, рослый и статный, их женщины когда-то считались жемчужиной любого приличного гарема; махафали («Те, кто держит много запретного») — кочевники, славящиеся бюрократией, которую можно сравнить разве только со шведским крючкотворством. Заключают этот ряд амбанитанитра («Те, что под небесами»), бецилео («Множество непобедимых») и мерина, или хова, — малайцы. Мы приземлились на аэродроме Аривонимамо — для Мадагаскара это очень короткое название, почти как Хыо у нас в Швеции. Обычно здесь города называются куда красивее — Амбатофпнан-драхана и Амбохимахасоанфа-надиана, если упомянуть лишь пару из-за экономии места. Заглянув в учебник, мы прониклись глубочайшим состраданием к маленьким ма-дагаскарцам, которым приходится учить историю и географию своей родины. Сами мы не решились углубляться в славное прошлое острова; дело в том, что каждая страница пестрела такими фразами: «Когда Андриаиампойниме-рнна стал королем, он заключил мир со своими родителями Аидриапамботсимарофи и Раворомба-тодамбохидратомо...» Тут мы с Хассиером сдались. Позднее я узнал, что мадагаскарцам к середине XVIII века это тоже надоело, и они прибегли к лингвистическому приему, состоявшему в том, что каждый второй слог проглатывался. В полном соответствии с традициями и этой системой аббревиатуры портье в гостинице называл меня и Хасснера «мсье Стран» и «мсье Ас». Путь от аэродрома к городу идет по красным илистым дорогам между зеленых склонов. Мы приехали на Мадагаскар в период дождей; над землей плыл туман, заползая в ложбины. Люди были одеты настолько одинаково, что это напоминало униформу. Мужчины, женщины, дети — все разгуливали в одном п том же: на плечах белая накидка, на макушке — обычная мужская фетровая шляпа. К тому же у каждого в руке был зонт. (Позже мы открыли, что одной из важнейших статей французского экспорта на Мадагаскар были шляпы и зонты; каждый уважающий себя мада-гаскарец имел большой набор зонтов п носил иногда две или три шляпы сразу, чтобы показать свой богатый гардероб.) Мы приехали в Тананариве (Тана по-местному) в пятницу — день, когда на городскую жизнь кладет свой отпечаток большой базар — зоман. Базарная площадь была полна людей, бродивших иод тысячами белых зонтов. На зеленых камышовых подстилках возвышались пирамиды фруктов, овощей, лепешек, цыплят, япц, а угол, отведенный для торговли цветами, горел золотым и красным от мимозы и бегоний. Я не могу перечислить все те базары, па которых мы побывали за время путешествия, но этот был чем-то не похож иа них. Сначала я не мог сообразить, чем зоман в Тананариве отличается от других базаров, но потом вдруг понял: здесь стояла мертвая тишина! Закрыв глаза, я слышал лишь мягкий гул и щебет ласточек, гнездившихся под крышами. Здесь никто не торговался, надрывая горло, никто не ругался, не стучал по пустому жестяному подносу, чтобы привлечь к себе внимание, здесь не ныли нищие и уличные певцы. Зоман — это спокойные люди, которые встречаются для того, чтобы кивком или легким наклоном головы купить или предложить товар, это случай проявить свое достоинство и выдержку. Проезжая как-то через город, нам пришлось притормозить на перекрестке: мы встретились с каким-то праздничным шествием. Мужчины и женщины танцевали под звуки флейты и барабана, их накидки мягко колыхались, белея в вечерних сумерках. Впереди шел юноша, исполнявший, как видно, роль ведущего: его глаза горели от азарта, а в руках он нес нечто запеленатое в «ламбо» — так называется накидка. Когда мы подошли поближе, то увидели, что это нечто — мумпя с пустыми глазницами. На шее у нее был венок, руки, напоминавшие две сухие ветки, сложены на груди, Дело в том, что на Мадагаскаре умерший не считается окончательно умершим, его власть над семьей остается, и у него, как и у живых, есть потребность в перемене мест и развлечениях. Мертвеца помещают в большой и красивый склеп, украшенный деревянными скульптурами и рогами
|